Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Наша любимая большущая восьмиугольная песочница с разноцветной дощатой окантовкой песочница, посредине которой на изогнутых зеленых стеблях (железных трубах, сантиметров пять диаметром -не меньше) произрастали четыре больших цветика- семицветика с параболических силуэтов (полуметровыми железными) цветными лепестками. Рядом с песочницей между двух высоких толстоствольных тополей (!) стояла большая деревянная скамейка, где иногда любовались на своих ненаглядных чад родители и бабушки. Надо сказать, бабушек работающие родители эксплуатировали тогда нещадно. Наших бабушек любимых! Да они и сами рады покупать продукты, готовить, выгуливать во дворе и окрестностях своих внучат. А ведь чаще всего бабушки жили по отдельным адресам. Но без выходных и отпусков, весь день с утра до вечера, они находились тут. Читали нам книжки и ходили на детский сеанс. В московских и питерских семьях, особенно в дохрущевские времена, нередко за ребенком присматривали няни, домработницы. Наши уральские художники, композиторы, профессора не хуже ихних были – зарплаты, гонорары в столицах и остальной стране исходили в ту пору их одних расценок, но домработниц у нас держали редко (хотя были и у нас), бесцеремонно перекладывая детскую и бытовую кутерьму на бабушек, прабабушек! Милые, родные носители всепроникающей любви к нам, девчонкам и мальчишкам с разбитыми коленками, мы никогда не забываем, любим вас! Ваш беззаветный труд в военные годы был хоть как-то отмечен, запечатлен. Но не менее великий и прекрасный скромный подвиг ваш здесь, с нами и нашими сестренками- братишками никак не отражен. Вот я, уже такой взрослый человек и родитель, не могу забыть ваш подвиг, ваш беззветный труд. Много у бабушки нашей хлопот, варит нам бабушка сладкий копмоп. Варежки новые надо связать, сказку веселую нам рассказать. Трудится бабушка целые дни …Бабушка милая, сядь, отдохни! Песенку эту тебе мы споем – вот как мы с бабушкой нашей живем…

А какой табун детей носился в теплую летнюю погоду во дворе. Ольга Симонова, Лариска Кушнер, Ленка Вдовкина, Иринка Друзина, Людка Колобова, Ленка и Танька Макаровы, потом Наташка Кобякова, Вера Рогалева… наш старший друг и кумир Пашка Глушков, Андрюша Вербов, Вовка Крысанов, Леша и Ваня Мосины, Кирюша и позже – Данилка Ситниковы, Сева Кондрашин, я Вадик Егоров, Ильюшка и Радик Шариповы, Сашка Макаров, три брата Катаевых, братья Вдовкины, Лешка Павловский, Андрей Бегичев, братья Князевы, Витя Яговитин, Саша Нестеров, Леша Мамонтов, Славка Фетисов, Вовка и Серега Антиповы, Серега Зябликов, позже Антошка Потапенко, Андрей Шувалов… И это далеко не все, называю лишь тех, с кем в детстве играли, а были еще и ребята постарше, в ту пору даже разница в два-три года была весьма заметной, но не могу не назвать Сережу Друзина, Сашу Ионина, Володю Мокина, Наталью Глушкову, Люсю Сажину, Свету и Ирину Гудиных, Лену Волович, брата Андрея Вербова, брата Саши Нестерова, Андрея Онуфриева и его брата, Алика Нинкина, Олега Мелюхова, Свету Кондрашину, Таню Черепанову, Шуру Крысанову, Ольгу сестру Бегичева.

В нашем дворе летом перед вторым классом я познакомился с Викой Толстиковой, пришедшей вскоре в наш второй «А» …Аа, недоговорил я что еще в нашем дворе соорудил великий подвижник Александр Макарыч. Рядом с песочницей стоял в виде вытянутого треугольника острым углом вниз (в стальном обрамлении) ярко- голубого цвета плакат с белым голубем мира со словами всем известной и всегда звучащей по радио тогда песни: " Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я!» Песня очень хорошая, но мне так хотелось вписать в нее папу и бабу Веру, бабу Женю, конечно, тоже, но строфа не резиновая!.. Чуть позже появились здесь же очень добрые в натуральную величину скульптуры девочки с зонтиком и мальчика, играющего на балалайке. Отлитые в бетоне по проекту стройной, в тонких очках выпускницы нашего художественного училища и под кураторством Макарыча, эти белые садово- парковые скульптуры стояли на метровых бетонных же розоватых подиумах. Тополя, клены.

Раньше даже таком достоверном фильме семидесятых, как «Калина красная» В. Шукшина мне казалась чуть театральной встреча главного героя с березками своей малой родины, юности. Но проходит время, и в прошлом году, оказавшись здесь, во дворе моего детства, я вдруг остро почувствовал свое родство с деревцами, каждое из которых помнит меня, маленького. Только к скамейкам и двум широким голубым качелям (весам) не имел отношения Макарыч. И еще – к двум площадкам с толстыми столбами с веревками для сушки белья. Ах, как зимой упоительно пахло арбузом эти свежепостиранные простыни и пододеяьники! Деревянные и пластмассовые бельевые скрепки- даже их сейчас не встретишь! Вот и еще одна скульптура нашего двора – медведь, точнее- медвежонок, стоящий на метровом подиуме на задних лапах, приготовившийся съесть… да нет, конечно не ребенка непослушного)), всего лишь …горсточку рябины. За спиной мишки еще одна – малая – песочница со сварной композицией железных полутораметровых коричнево-зеленых камышей. Наконец, толстое красное бревно, называемое словом «бум», увенчанное деревянной, обитой покрашенной красным цветом конской головой с гривой в виде десятка расположенных вроде солнечных лучей дюралюминиевых трубочек с точеными из дерева красных маковок на концах. Вот что такое Макарыч! И всегда он найдет, о чем поговорить с нашим братом, малышом!) Наверно, Творческо- производственные мастерские Худфонда (они тогда располагались на Луначарского- Карла Маркса) и отдел благоустройства нашего района, и домоуправление также помогли и помогали этой красоте, честно говоря, не знаю. Но в любом случае всего бы этого точно не было без великого и скромного друга детей художника и мастера на все руки Александра Макаровича Минеева! Что без таких как как Макарыч, как Иван Данилович Самойлов из Нижней Синячихи была бы наша жизнь!

Зря не заходили в наш двор побывавшие в магазине «Кристалл» глава ГДР Вальтер Ульбрихт и президент Югославии, маршал Тито с женой! В шестидесятых, после долгой ссоры, советские руководители сменили гнев на милость и протянули Иосипу Броз Тито, как бы тогда сказали,)) руку дружбы. «Дорогой товарищ Тито, ты ни в чем не виноват!» – так сказал Хрущев Никита, приезжая к нам в Белград. Конечно, интересной личностью он был. Как -то раз и Сталин предрек своему почти тезке быть аж вождем советского блока, а потом вот те на! «Мы пьем в меру,» – сказал доктор Неру,, " Мы пьем для аппетита», – сказал Броз Тито…«А мы пьем – досыта!» – сказал Хрущев Никита…

В «Кристалле» продавалась очень красивая, филигранно выполненная подставочка для яйца. Заоблачнея цена: 930 новых рублей. Я думал, если буду главой станы, то буду жить скромно, не транжиря денег. Но вот такую подставочку для яйца я за свой счет куплю в родном «Кристалле»! Нетрудно представить как каламбурили, шутили сегодняшние СМИ, если б это, наконец, произошло! Да, помню многих. К папе мне было года три с половиной несколько раз приходил некто дядя Гена с шапкой желтых кудрявых волос и в очках в толстой оправе. Вскоре жизненные обстоятельства их с папой как-то разбросали кого куда. Папа потом его совсем забыл, вспомнил когда я ему напомнил… и вот помню до сих пор… С Викой Толстиковой познакомились в начале лета во дворе. На ней было, по погоде, белое платье в голубенькую крапинку,, зеленка на сцарапнутой коленке и ходила она по бревну (буму), рядом стоял папа Павел Поликарпович. Он-то со мной и заговорил, а Вика говорила, когда он ее для поддержания светской беседы со мной что-то спрашивал. Впрочем, это не была чисто светская беседа, он всегда имел живой интерес к людям. У них с супругой, Тамарой Дмитриевной, учительницей нашей школы, рос еще младший ребенок Женька. Кстати, Женька, очень шустрый мальчишка, тоже нередко ходил с пятнышками йода и зеленки на ногах и других частях тела. До этого они жили на Мира. «Как, ты думаешь, ее зовут?» – живо, но с едва заветной мечтательно-элегической ноткой, наклоня голову вправо, спросил Павел Поликарпович. Подсказка в виде первой. буквы «В» мне довольно быстро помогла. На «Веру» эта девочка, на мой взгляд, не походила, а полуподсказка папы «может Виля?» меня рассмешила…» Такого имени нет, – сказал я и назвал «Вика»…«Ну, почему ж нет?» – шутя упрямствовал папа бывшей незнакомки, но я уже понял, что отгадал. Потом Вика Толстикова с ее жизнелюбием и острым веселым умом, часто едким юмором, переходящим в сатиру, стала неотъемлемой частью нашего класса, его летописцем.