Элин Хильдебранд - Лето 1969

И действительно, беременность нарушила даже тот жалкий распорядок дня, который Блэр установила ранее на Коммонвелс-авеню. Она была абсолютно раздавлена. Порой целыми днями даже не выходила из квартиры. Тошнота начиналась в пять вечера, как по расписанию. Блэр проводила не менее часа, стоя на коленях перед унитазом и отплевываясь. С тошнотой помогало справиться только курение и маленький стаканчик виски, что было странно, потому что обычно Блэр пила джин, но ее беременный организм жаждал темного алкоголя, чем старше и насыщеннее, тем лучше.

В день, когда Блэр решила установить рождественскую елку, к ней пришла помочь мать. Вдвоем им удалось закрепить дерево на подставке, а затем Кейт занялась развешиванием гирлянд, пока Блэр развалилась на диване с сигаретой и стаканом «Гленливета» на два пальца, желая, чтобы тошнота наконец оставила ее в покое. Она пригласила мать и Дэвида на ужин и планировала подать сырное фондю; кропотливо нарезала кубиками хлеб, тонкими ломтиками – вяленую колбасу, которую утром привезли из магазина. Днем позвонил Ангус и сказал, что снова задержится на работе, и Блэр хотела вообще отменить совместный ужин, но Кейт настояла на том, что дочери нужна компания, и теперь Блэр могла рассчитывать на несимметричный ужин с фондю: только она и ее родители.

Блэр смотрела, как мама наматывает на елку гирлянды, бесконечно терпеливо, осторожно, тщательно и умело.

Кейт была одета в темно-зеленую кофточку и туфли, на шее – жемчуг, светлые волосы уложены в гладкий шиньон, а губы идеально накрашены. Кейт всегда была собранна, всегда безупречна. Как ей это удавалось? Блэр знала, что мать пережила темные времена. Отец Блэр, Уайлдер Фоли, воевал в Корее почти все последние годы своего раннего брака, затем вернулся домой, и пришлось, как выразилась Кейт, «вносить коррективы».

Блэр вспомнила возвращение отца. Они встретили его в аэропорту; папа был в парадной форме. За завтраком он сидел за столом в белой рубашке, курил и ел яичницу, тянул Кейт к себе на колени и рычал на Блэр, чтобы та отвела сестру и брата наверх поиграть. Уайлдер не возил Блэр в школу или на балет, этим занималась мама. Кейт готовила еду, купала их, читала сказки и укладывала спать. Блэр вспомнила, как однажды вечером родители пошли ужинать. Мать была в красном платье, отец – в парадной форме, а с детьми пришла посидеть Джейни Беккет с соседней улицы, к вящей радости Блэр.

Кейт купила колу, чтобы угостить помощницу, и Блэр украдкой поглядывала на три экзотические зеленые бутылки в ящике со льдом: детям Фоли не разрешалось пить газировку. В тот вечер Джейни дала Блэр один глоток колы, та была такой освежающей, острой и неожиданно шипучей, что у малышки заслезились глаза и защипало в носу.

Она помнила все эти подробности, но об отце воспоминаний сохранилось относительно мало. А потом он внезапно умер. Кейт нашла в гаражной мастерской тело Уайлдера с огнестрельным ранением в голову.

Тем утром дедушка повел Блэр в парк, что было крайне необычно. Вернувшись, она увидела, что дом наполнен людьми, кучей людей – соседи, мистер Беккет (отец Джейни), рой полицейских, а позже, как ни странно, к ним присоединился Билл Кримминс, смотритель дома на Нантакете.

Блэр не помнит, как ей сообщили о смерти папы; может, сама подслушала или просто догадалась. Не помнит она и маминых криков или слез. Только повзрослев, Блэр осознала необычность такого поведения, и ее словно током ударило. В шестнадцать лет Блэр поссорилась с Кейт из-за того, что не стеснялась проявлять на публике чувства к своему парню, Ларри Уинтеру. Тогда Блэр обратила спокойствие матери против нее же, заявив: «Ты не плакала, даже когда умер папа. Не проронила ни слезинки!»

И Кейт обрушилась на дочь с совершенно нехарактерным для себя гневом.

– Да что ты знаешь об этом? Скажи мне, пожалуйста, Блэр Баскетт Фоли. Что. Ты. Знаешь. Об. Этом!

Блэр пришлось признать, что она ничего об этом не знает, и так оставалось по сей день. Кейт, наверное, была опустошена неожиданной смертью мужа, выбита из колеи. Блэр испытывала искушение спросить мать, каково ей было найти отца, как Кейт после этого справлялась. Может, она сама что-то поймет о своем собственном браке, задав эти вопросы. Но в этот момент ее мать подняла руки, чтобы продемонстрировать елку. Огни были равномерно развешаны на ветвях на разной глубине таким образом, что получилось светящееся объемное чудо.

– Что скажешь? – спросила Кейт.

Блэр была так восхищена матерью, что не могла подобрать слов, чтобы выразить восторг. Поэтому просто кивнула в знак одобрения.

Все обещали Блэр, что во втором триместре она будет чувствовать себя лучше, так и оказалось. Апрель стал золотым периодом ее беременности. Тошнота прошла, а изнеможение немного отступило. Волосы Блэр превратились в длинные и блестящие локоны, аппетит к еде и сексу вырос непомерно. Но Ангус стал еще более отстраненным и далеким, и приступы у него случались все чаще. Те редкие дни, когда он отрывался от работы, Ангус проводил, мрачно лежа в постели.

Во вторник восьмого апреля, через два дня после Пасхи, Блэр проснулась, немедленно съела два бутерброда-гриль с сыром, карамельный пудинг, три шоколадно-кокосовых яйца и горсть черных мармеладок из пасхальной корзины, которую Экзальта по-прежнему готовила для всех четырех своих внуков, хотя трое из них уже выросли. Стоял чудесный весенний день, первый теплый день за последние месяцы. Блэр, воодушевленная приливом сахара, решила пройтись пешком от квартиры до кампуса Массачусетского технологического института, где работал Ангус, и сделать ему сюрприз. Она надела одно из новых платьев для беременных – полного размера, хотя была всего на пятом с половиной месяце. Выросший обхват талии смущал Блэр. Она казалась себе слишком большой. На Пасху Экзальта с неодобрением прокомментировала ее фигуру, и Блэр боялась, что бабушка может даже отобрать пасхальную корзину. Блэр никак не могла объяснить свою толщину, да и все в ее беременности было экстремальным – она так болела, так уставала, а теперь стала такой огромной. Блэр верила: это знак, что ребенок будет крепким, здоровым мальчиком – умным, как Ангус, красивым, как Джоуи, спортивным, как Тигр.

Она надела туфли на низком рифленом каблуке, удобные для ходьбы, но на Мальборо-стрит миниатюрная женщина с подсиненными волосами остановила ее на тротуаре, сказала, что Блэр не имеет права находиться на улице в таком состоянии, и попросила вернуться домой.

Та потрясенно уставилась на незнакомку.

– Но я только на пятом месяце, – сказала Блэр и тут же пожалела, что сообщила столь личную информацию. Она с ужасом заметила, что беременность делает ее общественным достоянием. Пожилые женщины, которые, вероятно, рожали на рубеже веков, считали, будто могут остановить ее на улице и наказать идти домой.