Валерий Горелов - Недостающее звено

Сидя в перерыве в своем углу, я смотрел на столик врача, пытаясь угадать, видела ли она мою реакцию после захода в печень. Но «нашенский» был в игре и как мог ее отвлекал. Похоже, публике в зале и всем собравшимся вокруг ринга происходящее нравилось. Тренер, поливая меня водой, как-то, видимо незаметно для себя, назвал меня сынком. В третьем раунде Борисов намерился драться, на что имел основания, а главное, способности. Я опять попал в разрез, но уже сильнее. Его тряхануло, но рукой поля он не коснулся: если бы это было так, бой бы остановили. Его и остановили, но только для осмотра врача. Я и сам-то не знал, куда попал, хотя целился в челюсть. Но, стоя в нейтральном углу, видел, как красивая врач тампоном протирала ему кровь. Видимо, бровь получила рассечение. Но все обошлось, и судья продолжил бой. Все же Борисов был потрясен, если не понял причину, почему пропустил один и тот же удар. И я еще раз ударил, и опять попал. Уже точно в челюсть. Но за секунду до этого сам пропустил удар в нос. И меня опять поставили в нейтральный угол, но уже с окровавленным носом. И пока моего противника осматривал врач, рефери меня вытирал мокрым полотенцем. Парень был мало того, что мастеровитый, но еще и мужественный. Он как-то себя так показал, что ему вновь разрешили продолжить бой. А потом прозвучал финальный гонг, до которого больше ничего не случилось, Николай Максимович был доволен и опять зачем-то пытался мне тереть уши. Когда нас вывели на центр ринга объявлять победителя, я не увидел в его глазах ни злости, ни разочарования. Наверное, таких противников и уважают. В этот раз он проиграл, но не сломался, да и крови с меня пустил достаточно. А если бы я не поменял красную майку на белую, то и крови не было бы видно. В центре, в ярком свете, я стоял справа от рефери, и он мне поднял левую руку, как в песне «Мне поднял руку рефери, которой я не бил». И, наверное, это справедливо. Публика хорошо похлопала, а тренер все оглядывался, чтобы врач не ушла. Он успел меня к ней подвести, и когда сняли перчатку и размотали бинт, она задала лишь один вопрос:

– Это что, вы меня хотите убедить, что травма сегодняшняя?

Но тренер не хотел ее убеждать, он хотел прямо сейчас направление на рентген, и она его написала, правда, с угрозой, что и на Николая Максимовича напишет куда следует, но ему уже было все равно. Он был счастлив сегодняшним исходом. Потом было награждение грамотами с красными знаменами на головках, а для меня – какой-то особый подарок от председателя ДСО, завернутый в серую оберточную бумагу и перевязанный бечевкой. Николай Максимович, похоже, чего-то знал, потому что как только пошли переодеваться в комнате жонглеров, он дал побольше света и стал распаковывать сверток. Там было что-то не ожидаемое и ценное – настоящие импортные боксерки из чистой кожи красного цвета с длиннющими белыми шнурками. Какими путями из дружественной Венгрии они сюда попали, можно было только догадываться, а что они мне достались, пацану, была вообще сказочная реальность. По глазам Николая Максимовича можно было догадаться, что когда-то он сам мечтал о таких. Они были на вырост, но и сейчас, с шерстяными носками, будут работать. Тренер сказал что-то вроде того, что меня ждет большое будущее, но если он имел в виду бокс, мне было жаль, но он ошибался.

Николай Максимович не дал мне даже пойти в душ. В фойе у гардероба было оживление, туда-сюда бегали официантки в кокошниках, видимо где-то тайно накрывали руководству, а буфетную площадку, конечно, заняли «нашенские». Тот, кто носил чемодан с красным крестом, нежно, по-джентельменски подпихивал красивую врачиху к буфетным дверям, да она, похоже, и не сильно противилась.

На улице уже смеркалось и дуло. Николай Максимович усадил меня в свой желтый «Москвич», завел его и долго прогревал мотор. Двери в старенькой машине подходили неплотно, и в щели задувало. Он повез меня в травмпункт, который, по распоряжению властей, в период скользкий и опасный работал до поздней ночи. Ехать было недалеко. Рентген определил какой-то, по словам врача, нехороший перелом. Врач хмыкал и ругался, что бродим по улице с такими болючими травмами, сделал обезболивающий укол и долго возился с гипсом, который был почему-то горячий. Когда вышли на улицу, уже совсем стемнело. Николай Максимович меня не отпустил и настоял, что повезет домой, что, мне казалось, было невозможным по таким заносам. Но он оказался рисковым, но хорошим водителем, и мы доехали до Дворца спорта. Мы почти не разговаривали, а он по ходу движения довольно искусно матерился. Когда я выходил, раздались первые залпы праздничного салюта. Николай Максимович еще раз назвал меня сынком и что-то сунул в карман брезентовой куртки. Только дома я увидел, что это была пачка рублевых денег, прямо в банковской упаковке. Всего их было 100. Видимо, тренер отдал мне всю премию от ДСО «Трудовик». А было ли это справедливо? Но я знал, как этому обрадуется мама, а потому не стал глубже рассуждать. Вот такой у меня получился День Победы в 17 лет.

А с рукой вышло совсем непросто: гипс запретили снимать строжайшим образом. Ослушание грозило деформацией костей кисти и инвалидностью. Вот так, одной рукой, я помогал маме монтировать подпорки под совсем упавший забор и, как мог, хозяйствовал в огороде, но понятно, что с такой травмой пользы от меня было немного. В середине лета мне гипс заменили лангетом, вроде как все срасталось в правильных плоскостях. За это время произошли разные события, и главным из них было происшествие, случившееся уже во второй половине июля на том самом рынке, который был межой между новым и старым.

Тогда было обеденное время теплого летнего дня. «Нашенские», толпой отстучав по лапам и мешкам во Дворце спорта, двигались в новый город. Дойдя до базара, завалились в «штучный» отдел взять горячительного, а потом навестить своих знакомых и незнакомых в ЦПХ, сиречь женском общежитии. И пока они толпились возле «штучного», определяя свои финансовые возможности для покупки водки, один из них, по весу тяжеловес, а по манере поведения «дайте мне за уважение», решил, видно, пойти в место сладострастного отдыха с букетом цветов. С цветами стояли несколько бабушек в торговом ряду. Исходя из своего бычьего отношения ко всем и ко всему и луженой глотки, покупать цветы он явно не собирался. А бабушки, по своему воспитанию и наивности, его воспринимали покупателем и потряхивали букетики. И тут ему на глаза попался маленький кучерявенький мужичок с ведром свежих белых и бордовых георгинов, которые он только что принес и поставил на прилавок, чтобы бабушка торговала. «Нашенский» вцепился в ведро со словами:

– Ну-ка, мамаша, выдай букетик за уважение.

Женщина ответила, что букет денег стоит, и потянула ведро на себя, но здоровый дяденька отпихнул ее со словами: