Валерий Горелов - Недостающее звено

– Сейчас все заберу, спекулянтка вонючая!

После этого события стали развиваться стремительно. Оказалось, что тот кучерявый мужичонка, что принес цветы на продажу, был авторитетом из Сезонки, а женщина, на которую напал «нашенский» – его матерью. Авторитета звали Валера, а дразнили Лешим. На прилавке торгового ряда лежал большой кухонный нож для подрезки цветов в собранных букетах, так вот этот нож в мгновение ока оказался внутри «нашенского» товарища, и был туда загнан с такой яростью, что вошел с ручкой и достал до самых жизненных органов. Так вот, тот, кто привык, что ему давали за уважение, вероятно, где-то в женском общежитии, или водки наливали в пивбаре, упал замертво к ногам оторопевшей женщины. Ведро с цветами опрокинулось, и они художественно улеглись на его груди. Леший сразу исчез, а «нашенского» через некоторое время увезли на труповозке. Разговоров было много, и они все были в разных цветах и оттенках. В свой первый визит, еще в лангете, во Дворец спорта, я увидел его портрет с черной полосой, который стоял на тумбочке у буфетной стойки. На фото тот был, как и в жизни, – нахмуренный и с раздутыми ноздрями. Поминали его долго. В местной газете вышла заметка, по мне, так похожая на фельетон. Называлась она «Смерть на фоне правопорядка», и смысл ее состоял в том, что спортивный инструктор ДСО «Трудовик», дружинник, активист пытался препятствовать незаконной торговле и был зверски убит уголовниками. Хоронили его в красном гробу и под завывания духового оркестра. А Лешего так и не нашли в трущобах Сезонки.

Мне исполнилось 18 лет. В армию нас забирали поздней осенью, ближе к ноябрьским праздникам. Еще было время, его надо было как-то заполнить. Я пошел в Дом пионеров к Николаю Максимовичу с целью начать потихоньку тренироваться и был встречен необъяснимо прохладно. Тренер, вроде и был доброжелательным, но пытался как-то отстраняться, под предлогом, что он меня уже ничему научить не может, что было совершенной неправдой. А еще, что мне уже 18 лет, и меня затребовали обратно во Дворец спорта. Он меня отправлял к «нашенским», но вид у него был такой, что вроде как он меня хоронит. Это было не лукавство тренера, это была политика тех, кто платит и содержит. Они за эти деньги и музыку заказывали, иногда и похоронную.

У меня была возможность просто никуда не пойти, сославшись на травму, но я пошел, вроде как руководствуясь мыслью отработать те талоны на питание от ДСО «Трудовик» и не дать засохнуть замечательным красным боксеркам. И картинка в фильмоскопе провернулась. Я потихоньку стал принимать предложенные правила и погружаться в ту, кривую, реальность. Первое – я перестал бегать по утрам. Чтобы стоять в коротеньких спаррингах с дяденьками, у которых лишний вес, не надо было иметь хорошей дыхалки. А их огромное самомнение диктовало, что у них плюха – самая сильная, и они ее всегда стремились реализовать, что, как правило, плохо получалось. Но если они пропускали сами, то злоба была нескрываемая. Их самым любимым занятием было бить мешок в одно и то же место, пока кирза не лопалась. Им это казалось свидетельством совершенства. А «нашенскими» они называли друг друга сами. По количеству их было человек 25, из них 15 были действительными членами, а остальные – приходящие кандидаты без права голоса. Но я и без кандидатского стажа сразу попал в основной состав и был принят в ДСО «Трудовик» в качестве основного инструктора. Они все были членами ДНД – добровольной народной дружины при ДСО «Трудовик», но в практическом смысле это было нечто другое.

В уже далекие времена, 2-го марта 1959-го года, в СССР были созданы добровольные народные дружины – ДНД, которые должны были оказывать помощь государственным и правоохранительным органам в охране общественного порядка в городах, коллективных хозяйствах и домоуправлениях. А также проводить воспитательную работу среди населения. В своей деятельности дружины получали помощь со стороны государства, комсомольских, партийных и профсоюзных организаций. На нашей территории, после того как на ней была ликвидирована сначала концессия, а потом и лагерная система управления нефтедобычей, правопорядок остро нуждался в свежих силах по удержанию населения в узде лозунга «Работай и не ропщи, твои дети будут жить при коммунизме». В 60-х годах на местном уровне решили, что лучше всего с такой задачей справятся профсоюзы, и поручено было вести эту работу добровольному спортивному обществу «Трудовик», собрав «нашенских» в боксерских кружках в рамках профсоюзного общества. Но со временем эта дружина стала сама определять для себя круг обязанностей. Они были похожи на утвержденные еще в 1927-м году НКВД СССР инструкции для общественных исполнителей:

– оказание помощи органам поддержания общественного порядка в борьбе с уголовной преступностью;

– содействие должностным лицам при исполнении ими своих обязанностей;

– наблюдение за порядком на ярмарках и базарах.

Весь этот БРИГАДМИЛ просуществовал до 1958-го года, но «нашенские» позаимствовали правила своего поведения из еще более ранней практики, которая применялась в ходе восстания в Москве в 1905-м году, когда добровольные дружины участвовали в наведении порядка. «Нашенские», конечно, были не крайне правыми черносотенцами, а, скорее, крайне левыми. Начальникам во всех инстанциях нравилось такое положение. Крепкий кулак всегда был рядом, и начальство старалось хорошо финансировать и всячески помогать этому милицейско-спортивно-патриотическому объединению. Те, кто не был инструкторами в ДСО «Трудовик», на работе находились в постоянных отгулах, но во всех премиальных отчислениях активно участвовали и, соответственно, регулярно поощрялись по профсоюзной линии.

Как-то быстро, но не очень заметно для себя, я из спортсмена начал превращаться в молодого «нашенского». Максим Николаевич теперь при встречах старался отделаться общими приветствиями и пожеланиями беречь больную руку. А рука, кстати, быстро восстанавливалась и стала полноценной участницей сегодняшнего образа жизни. Фотографию зверски убитого дружинника по прозвищу «Дай за уважение» убрали с буфетной стойки куда-то в ящик. Подобных дружинников было много, и никто уже по убиенному не страдал. Такая она, наверное, справедливость. Меня сразу же оформили инструктором в ДСО, благо ставка освободилась, и поставили в очередь на улучшение жилищных условий. Ставка, за исключением надбавки за выслугу лет, была такая же, как у мамы, она хоть и не понимала смысла моей работы, но была рада, что ее сын сам уже зарабатывает. Я, честно, не понимал, что собираюсь делать и чем жить. Время было летнее, и сейчас общественно-массовых мероприятий в городе было мало, поэтому «нашенских» задействовали не очень много, а большая их часть разъехалась по профсоюзным здравницам. Те, кто остался, выполняли мелкие поручения начальства, вроде как поговорить, а если плохо слышит, то по рылу. Вот в один такой рейд дружинников был задействован и я, благо, пока на вторых ролях, стажерских.