Людмила Перцевая - Сквозь игольное ушко. Сборник рассказов

Он не знал, зачем это нужно, и уж тем более – никому не сумел бы объяснить суровой необходимости протиснуться в эти врата.

Они сияли каким-то нематериальным блеском, узкие, заостренные внутренним и наружным срезом, увенчанные высоченным стальным шпилем, вонзающимся в небеса.

Впрочем, он не мог долго смотреть ввысь, тяжелые веки наливались тоской, слеза вытекала и пропадала в мохнатой шерсти, морду клонило так, что он сквозь эти слезы видел свои мозолистые колени и сбитые в долгих походах копыта. Преодолевая внутреннее сопротивление, доводящее до ужаса, он двинулся по направлению к препятствию, сжался, сплющился так, что стал похож на свое виртуальное изображение, плоское и почти бесцветное.

Мешал горб, хоть и пустой, но внушительных размеров спадающий набок мешок; волевым усилием, беззвучным нервным воплем он напряг и заставил его подняться вертикально, чтобы всем своим нескладным силуэтом вписаться в означенное отверстие.

Занося вперед правую переднюю, подтягивая заднюю левую, задержав дыхание и рвущийся из пасти рев, он уже почти протиснулся, но ход замедлился из-за невероятной боли в боках: внутренним острым срезом шкура была побрита почти до мяса, и уж точно – до крови!

Это надо было вытерпеть, надо было поступиться своей материальной сутью во имя достижения высшей цели: верблюд (или он уже был кем-то другим?) протиснулся в игольное ушко и оказался где-то в параллельной реальности или на другой планете, с вечнозелеными чудными пастбищами и чистыми источниками!

… И не было по ту сторону Портала старого усталого верблюда с ободранными боками и сбитыми копытами; настороженно вытянув мордочку и несмело ступая мягкими лапками, по зеленому ковру крался молодой ягуар, совсем еще котенок, в шубке неописуемо нарядной и совсем новенькой.

Игнат Натанович вытер пот со лба, двинувшись вместе с заскрипевшим стулом по направлению к окну, досадливо откинулся на спинку. Похоже, к исходу четвертой недели карантина его околоток сошел с ума всей наличностью прописанного состава. Запертые в бездействии, люди неумеренно ели, пили, дрались и, кажется, уже бегали по стенам и потолку, превысив все человеческие возможности.

Никогда у него не было такого вала звонков, в трубку кричали о готовящейся поножовщине между соседями, о смертных боях между мужьями и женами, о матери, которая озверев от дистанционного обучения, вышвырнула своих пацанов чуть ли не босыми на лестничную площадку «проходить тест по физкультуре и пению»…

Перечислить невозможно, на что способны люди, высидевшие месяц в духоте своих хрущовок с близкими и любящими!

Поначалу он высылал наряд, дабы предотвратить самое страшное. Но, к его изумлению, группа возвращалась как-то слишком быстро, рапортуя о ложном вызове. Некоторые адреса вообще были пусты, и соседи только пожимали плечами на все вопросы. Разозлившись и поняв, что публика от безделья придумала себе новое развлечение, он стал внимательнее вслушиваться, куда и кто приглашает полицию.

Вот, опять. Игнат Натанович, заранее нахмурившись, снял трубку:

– Дежурный Москальков слушает!

– Ой, как быстро, – детский голосок, похоже, дрожащий от сдерживаемого смеха, – торопясь затараторил, – меня ограбили, помогите, наверное, они еще недалеко ушли!

– Погоди, дружок, а родители дома?

– Что ты, милый, давно уж отбыли в мир иной, да и зачем они тебе? Меня спасать-то надо!

– Я вот сейчас подъеду и заберу тебя в обезьянник, будешь знать, как с должностным лицом шутки шутить!

Игнат Натанович швырнул трубку и нервно закурил. И что ты будешь делать с такими шалопаями! Только строгостью и отобьешься.

А на другом конце провода в полном недоумении сморщенная старушка слушала гудки отбоя, последовавшие за обещанием какого-то обезьянника. Вот говорил ей сын, что надо быть осторожнее об эту пору, и всё равно попалась. Васса Васильевна положила трубку, попыталась собраться с мыслями.

Да, с сынулей они поговорили рано утром, она категорически отказалась от его предложения снабдить её продуктами: «Ты что, тебе ехать через весь город два часа! Попрошу волонтеров, сейчас можно через районную управу заказать, к вечеру буду с молоком и хлебом!»

Так и договорились. Позвонила в управу, записали адрес, через час позвонили в дверь, и девчушка прокричала: «Васса Васильевна, мы продукты на дверь повесим, только вы поскорее заберите, а то мало ли что!»

Дальнейшее промелькнуло, как в диком сне. Она послушно метнулась к двери, да еще в глазок глянула, волонтеры уже спускались по лестнице. Открыла дверь, взялась за пакет, а тут вдруг кто-то, обхватив ее сзади, вместе с нею впёрся в квартиру.

– Ты что, старая, а деньги?..

– А сказали, что бесплатно… так я сейчас, стой-ка…

Васса выдвинула ящик буфета, зашелестела купюрами, но волонтер сноровисто выдернул из рук всю наличность, пошарил для верности еще и в кошельке, и в ящике, пихнул хозяйку в сторону – и метнулся в дверь. Только она его и видела! Господи, и в полиции нынче вон как отвечают! Она была на грани слез, но неожиданно раздался звонок в дверь.

Батюшки, неужели все же приехали! Васса глянула в глазок: точно, полицейская фуражка с кокардой! Торопливо отомкнула, посторонилась, впустила служивого, начала рассказывать про свое горе. Он выслушал, достал бумагу, собрался писать протокол, спросив для начала, много ли забрали, как она считает, знали ли грабители, где у нее лежат ценности?

– Так я про деньги-то их сама навела, когда расчету потребовали, – повинилась старушка. – Но вряд ли тут наводчики… Ведь про стариковы-то медали они не знали!

Она достала из нижнего ящика шкатулку, радостно показала полицейскому уцелевшее добро: «Вот, как похоронили моего Петю, осталось от него колечко обручальное, орден, медали, да зубы золотые, в гроб то их не кладут… Моя цепочка, им подаренная тут же…»

Полицейский взял в руки шкатулку, поворошил ценности, покивал, попросил водички. А пока Васса Васильевна шарашилась с чайником, одним скоком махнул в дверь. Вместе со шкатулкой. Старая так и осела на пол.

До вечера она не могла опомниться, даже на долгий телефонный звонок не реагировала. Потом всё же взяла трубку: сын. Бесцветным равнодушным голосом выговорила:

– Коленька, а меня ограбили. Дважды. Подчистую.

Что-то, видимо, было у нее в голосе такое, что сын безо всяких расспросов ответил:

– Никуда не ходи, не волнуйся, я еду.

Когда он, уже напоив мать лекарствами, уложив в постель, выслушал неправдоподобную историю, понял, что она не бредит. Тут кто-то закрутил интересную многоходовку.