Kristen Soul - Шелест кукурузного моря

Мне понравилось тихое и спокойное место внизу. Здесь я почти не слышал голоса и музыку и мог остаться наедине с природой, чтобы без зазрения совести и без чужого «хватит летать в облаках» немного погрузиться в себя. Меня обогнула бабочка, и мне сразу вспомнился котёнок. Он был чёрный. Чёрная кошка – не к добру, так говорят люди. Возможно, причина того, что всё пошло наперекосяк, именно из-за этой маленькой чёрной кошки. Я присел на траву, откинулся на холм и закрыл глаза.

Внутри всё перемешалось, и голова гудела от навязчивых мыслей. Чувство одиночества постепенно накрывало собой, как мягкое одеяло, но мне и так было жарко, поэтому хотелось раскрыться. Я вспомнил момент из детства, когда потерялся в кукурузном поле, вздохнул полной грудью, прислушался к природе, и постепенно ко мне снова стало возвращаться спокойствие.

Иногда мне казалось, что я смотрю на себя со стороны. Может, поэтому ощущение, что тело мне не принадлежит, позволяло мне так наплевательски относиться к жизни. Это не я – и жизнь не моя, а значит, не мне решать, что с ней делать.

«Мама лучше знает».

«Папа будет рад».

«Ты делаешь неправильно, надо вот так…»

«Вот придурок, да? Да я бы никогда на его месте…»

«Мне стыдно за тебя».

Слова близких людей налетели на меня, как стая бешеных птиц. Они и так постоянно клевали, периодически выглядывая из своих укромных мест, словно кукушка из часов. Сейчас же я почувствовал, будто всю мою кожу прогрызли, и рядом плескалось не озеро, а моя кровь.

Очнувшись от дрёмы, я открыл глаза и увидел перед собой небо. То же самое, с перистыми облаками, какое оно было и там, на другом берегу, и трава подо мной тоже так же колола спину. Ничего не изменилось, всё осталось прежним, кроме одного.

В голову без спроса прокралась ещё одна фраза: «Неважно, где ты, главное, с кем».

Я резко сел, и перед глазами потемнело, но вскоре всё снова прояснилось. Даже мысли, однако они мне не нравились, и пришлось отложить их в выдуманную мной камеру хранения.

Ещё с детства я был уверен, что она у меня есть. Камера или, скорее, ящик с замком. В каком-нибудь специальном отделе мозга, отвечающем за память. Там хранятся мысли и воспоминания, о которых я либо не хотел думать, либо переносил ответственный момент на потом, когда буду готов.

Решив, что сейчас я точно не был готов и мне не помешал бы перерыв в своих размышлениях, я понял, что всё же пришла пора раствориться в общении со своими друзьями.

Возвращался я окольными путями, поскольку снова подниматься на холм показалось мне не лучшей затеей. Пробираясь через кучу кустов на звуки музыки, не понял, как оказался рядом с деревянной беседкой, где забили место ребята из соседней школы. Проходя мимо, я делал вид, что их не замечаю, старательно глядя вперёд, словно лошадь с шорами, но боковое зрение зацепилось за знакомую лохматую шевелюру. Андрей не выглядел душой компании, а держался довольно отчуждённо от своих приятелей, настраивая в сторонке чью-то потрёпанную гитару, и лишь изредка с кем-то переговаривался, после смеясь во весь голос. Смех звучал настолько заразительно, что мои губы приподняли свои уголки, но я тут же заставил их вновь опуститься.

Наконец, я дошёл до нашего «палаточного лагеря», но никого из друзей на месте не увидел. В озере всё ещё купалась ребятня, «тюлени» всё ещё дожаривались остатками неяркого солнца, а я всё ещё не понимал, куда себя деть. Слишком сложная задача, но никому решать из тех, кто находился рядом, я бы её не доверил. До меня долетели еле уловимый запах костра и звуки знакомых голосов откуда-то справа, за дальними кустами, словно зазывая к себе. Передо мной одиноко валялся мяч, и мне захотелось с силой пнуть его куда подальше, но я обошёл его, направляясь в сторону палатки, куда недавно забросил свой рюкзак, и забросился внутрь сам.

Наверняка ребята уже во всю уплетали шашлыки, а я, как изгой, который сам себя выгнал, валялся в душной палатке с урчащим животом. Но безболезненно двигаться куда-то моя нога просто уже не могла, поэтому оставалась надежда, что Толик прихватил с собой аптечку. Спустя несколько минут я всё же её отыскал среди его разбросанных вещей. Толик никогда не умел следить за чистотой и порядком, но отлично справлялся с планированием, поэтому уборка в их доме была на Лесе, а в магазин за продуктами ходил он. Леся не любила готовить, и поваром в их небольшой семье из трёх человек – их двоих и бабушки – выступал всё тот же Толик. Вера Антоновна всегда говорила, что мужчины готовят лучше, чем девушки, на что Леся, конечно же, соглашалась, приводя в пример какие-то западные программы, показывающие, как известные мужчины-повара оценивают новичков, а Толик стоял с довольной лыбой на лице и поварёшкой в руках. Я же не понимал, то ли они его эксплуатируют, то ли ему и правда нравится готовить, но не решался портить семейную идиллию своими, возможно, глупыми и неуместными вопросами.

Помазав мазью лодыжку, я обмотал ногу эластичным бинтом, хотя и не знал точно, как правильно это нужно делать. Накинув футболку, выполз из палатки и с трудом нацепил кроссы. Идти стало намного легче, но с пробежками по утрам придётся повременить.

Через десять минут я уже сидел среди своих приятелей на импровизированной лавочке из бревна и прокручивал в руке стаканчик с минералкой, наблюдая, как на её поверхности плавает мёртвая муха. Вряд ли она думала, что сегодня сдохнет. А вдруг я тоже скоро умру, так и не набив себе тату? Как говорится, татуировка не на всю жизнь, а на оставшуюся, и хотелось бы ещё успеть с ней походить. Я так и не узнал у Андрея, что означают его сухие ветки из сердца, но в голове уже построилось с пару десятков предположений. Интересно, среди них был верный ответ?

– Чего втупляешь? – Толик подсел рядом, положив мне на плечи руку. В нескольких метрах от нас, на невысокой деревянной сценке, выступал музыкант, играя на глюкофоне.– Ты куда пропал сегодня, бро? Тебя Леся с Саней искали, да и мы вообще-то давно не виделись.

Обычно мы с Толиком и Стасом раза два-три в неделю втроём выходили прогуляться вечером по району, который уже изучили с детства вдоль и поперёк, но была у нас парочка мест, которые я мог бы назвать особенными. Они что-то значили только для нас троих, и мы пообещали никому о них не рассказывать. Сашка обижалась на меня из-за этого, думая, что она не настолько дорога мне, как пацаны, и мне пришлось назначить ещё одно место особенным – для Саши.

Из-за жары я не часто выбирался из дома в последнее время, так что наше общение с ребятами пару недель фактически ограничивалось интернетом и зависанием в онлайн играх.

– Да я-я-я… – протяжно начал отвечать я, и заметил, как на смену глюкофонщику поднимаются очередные выступающие, среди которых был и Андрей со своей порванной штаниной. В руках он держал ту самую гитару, а голову опоясывала спортивная белая повязка, поднимая и так лохматые волосы вверх, отчего Андрей стал похож на ежа, а лицо из-за высокого лба выглядело чуть шире, чем я его запомнил. – Плавал я, – закончил начатое, повернувшись к Толику. – Слишком далеко уплыл и долго возвращался. Да.