Дара Преображенская - Радость блаженства

– Наш царь вот уже целый год ищет самого мудрого человека, но никак не может найти, – ответили слуги.

Тогда Будда произнёс:

– Послушайте, приведите меня к вашему господину, и я открою ему настоящую истину.

Слуги переглянулись между собой и сказали:

– А ты не боишься? Сейчас хозяин очень зол. Если ты обманешь его, он может приказать бросить тебя в темницу и отрубить голову.

– Не переживайте за меня, добрые люди, – успокоил их Будда, – ваш господин будет доволен.

Когда Будду ввели в царские палаты и оставили его наедине с правителем, тот лишь ухмыльнулся и нахмурил брови:

– Неужели и ты решил меня обмануть? – спросил царь.

– Нет, господин, почтительно произнёс Будда, – Я смогу открыть тебе Истину, но для этого мне нужно одно условие.

– Условие? – удивился царь, потому что никто из мудрецов не предлагал ему никаких условий, – И каково же твоё условие, о мудрейший?

– В течение трёх дней ты должен будешь погрузиться в полное молчание, несмотря на огромное желание говорить. Даже если тебя будут одолевать большие сомнения, не произноси ни единого слова.

Царь так и сделал. Он приказал всем своим подданным молчать под страхом смертной казни, а сам закрылся в покоях. Ему прислуживали, приносили еду, но никто при этом ничего не говорил. На второй день царь был так измотан молчанием, что велел позвать Будду, чтобы изложить ему свои мысли.

– О, мудрейший, – произнёс правитель, – Я так устал сидеть целыми днями в тишине, это так тягостно. Я до сих пор не понял, в чём заключается истина. Прошу тебя, объясни мне.

Однако Будда ничего не ответил. Правитель разозлился, он подходил к слугам, чтобы они что-нибудь сказали ему, но слуги так боялись лишиться жизни за случайно обронённое слово, что упорно продолжали безмолвствовать.

Поняв, наконец, что ему ничего не удастся добиться от своих подданных, царь успокоился и начал медитировать. Он закрыл глаза и в течение нескольких часов «видел» перед собой сплошную чёрную пелену. Затем в самом её центре возник свет, он начал расширятся, расти до тех пор, пока не увеличился в размерах настолько, что темнота исчезла. Ему вдруг показалось, что свет этот живой и может отвечать на все его вопросы. Когда царь улыбался, свет тоже улыбался ему, когда же он хмурился, свет оставался без эмоций.

«Кто ты?» – спросил царь.

«Я – Свет, я – твоя душа, я – это ты», – произнёс свет.

«Почему же я не знал тебя раньше?»

«Потому что ты не хотел этого».

«Знаешь ли ты, что есть Истина?» – спросил царь.

«Знаю», – ответил Свет.

Так началось их общение, оно продолжалось много дней и ночей, и царь совсем забыл о времени. Он забыл о еде и об удобствах, в том числе и о своих подданных.

На четвёртый день Будда вошёл в покои царя и, осторожно коснувшись его плеча, вывел его из медитации.

– Зачем ты помешал мне! – воскликнул царь, – Я только что познал Истину, и она так прочно вошла в моё сознание, что всё окружающее уже кажется мне серым и обыденным. Я ужасаюсь, как раньше мог я жить среди этих мёртвых роскошных безделушек, упиваясь своим величием.

Будда спокойно выслушал царя, а когда тот закончил, сказал:

– И в чём же заключается Истина?

– В молчании, – ответил правитель, – Безмолвие и есть настоящая истина. Истина – это Свет, в нём заключено всё сущее: и бытие, и забвение, и мудрость. Все эти годы я искал Истину далеко за пределами моего дворца, а она на самом деле внутри меня. Я – это Истина.

Сказав это, правитель склонился перед Буддой:

– О, мудрейший, проси всё, что пожелаешь, так как ты помог мне обрести смысл в жизни, и теперь я умру со спокойным сердцем, продолжив свои поиски за пределами Вечности.

Будда лишь улыбнулся:

– Мне ничего не нужно, ибо золото твоё и земли всё равно когда-нибудь обратятся в прах.

– Бабушка, – сказала я, когда бабушка закончила свой рассказ, – А рани Шанти тоже знает много историй?

– Да, милая, рани знает очень многое. Помни, Шачи, учитель является посредником между учеником и Высшим, и от того, как воспринимает Истину учитель, зависит её восприятие учеником. Повезло тому, кто нашёл своего учителя, ибо он защищён.

Фонтанчики в мраморных резервуарах журчали, и я, наконец, спокойно уснула в тот день.

… – Хочешь, я покажу тебе жилище обезьяньего бога?

Сначала я подумала, что Анджана шутит, но, посмотрев на неё, я поняла, что она говорит серьёзно.

– Ты имеешь в виду бога обезьян Ханумана? – спросила я.

Анджана кивнула.

– Да.

– Но Хануман жил очень давно. Наверное, он уже умер.

– На то он и бог, чтобы дожить до наших дней, – возразила моя новая подруга, – Я знаю, где он живёт.

– И где же?

Анджана показала в сторону леса.

– Там, в джунглях. Я видела его на руинах разрушенного храма Ханумана.

– А почему ты думаешь, что он – бог?

– Потому что он не принимает ничего кроме украшений, и даже финики и бананы его не интересуют.

Доводы Анджаны показались мне вполне обоснованными, ведь эти хитрые обезьяны обычно никогда не против поживиться сладостями, они даже могут вытащить у тебя из кармана конфеты, мармелад или большие персики, и ты чаще не замечаешь это дерзкое «воровство».

Но чтобы эти дерзкие существа являлись приверженцами украшений из золота и драгоценных камней, об этом я слышала впервые.

Действиетльно, значит, та самая обезьяна, которая жила на развалинах храма, являлась самим Хануманом.

– Пойдём в джунгли, я очень хочу посмотреть на бога обезьян, – сказала я, явно заинтересованная предложением Анджаны. К тому же я и не знала, что в джунглях есть развалины храма.

– Пойдём, но только ты должна взять с собой какие-нибудь украшения, – сказала Анджана.

– Украшения….У меня с собой нет ничего кроме этих браслетов.

Я показала Анджане свои браслеты из жемчуга. Когда-то они были привезены моим дядей Веджмикантом из Найроби специально ко дню моего рождения, когда мне исполнилось пять лет.

– Пойдёт, – сказала Анджана, – Бог Хануман любит жемчуг, поэтому он наверняка останется довольным твоим подношением. Тогда ты можешь загадать желание, и оно обязательно исполнится.

Поэтому я положила свои браслеты в коробку, и, не дождавшись ужина, мы отправились в джунгли к разрушенному храму. Когда мы, наконец, оказались на месте нашего назначения, меня поразило прежде всего то, что «храм» представлял собой несколько обломков колонн, четыре из них держали на себе плоский фронтон, которые служили для него надёжной опорой.