Дара Преображенская - Радость блаженства

Когда-то в глубокой древности в Атлантиде существовал город Зеркал. Он отличался тем, что его мастера изготавливали великолепные зеркала, славившиеся на весь мир. Однажды мастера превзошли самих себя. Они сделали зеркало, которое отражало внутренний мир человека.

Люди были поражены, ибо одни, заглянув в Зеркало, видели там себя красивыми, а другие – страшными уродами, хотя в те времена люди были физически развитыми, стройными и крепкими.

Как-то раз некий человек, посмотрев в Зеркало, испугался своего собственного отражения. И тогда он решил заняться духовными практиками.

Он перечитал много книг (ведь тогда тоже были книги), получил посвящения от многих учителей, мастеров и адептов, и уже сам подумывал над тем, чтобы стать учителем.

И вот настал тот день, когда он, наконец-то вернувшись из длительного дальнего путешествия, решился во второй раз заглянуть в Зеркало.

И каково же было его удивление, когда он увидел там снова страшное существо, взирающее на него из другой реальности. Поняв, что он видит перед собой своё изображение, которое стало ещё уродливее, чем раньше; человек опечалился.

– Горе! Горе мне! – воскликнул человек.

Как раз в этот момент среди многочисленной толпы на площади с Зеркалом находился один мудрец.

Он подошёл к удручённому горем человеку и спросил его:

– Что случилось с тобой? Почему на твоём лице столько страдания?

Человек ответил:

– Хорошо, я расскажу тебе свою историю.

Мудрец предложил ему пройти в его хижину, а когда они остались вдвоём, с интересом выслушал рассказ своего гостя.

– Что же мне теперь делать? – спросил человек, когда закончил историю с Зеркалом.

Мудрец улыбнулся и сказал:

– Ты хотел, чтобы книги сделали тебя духовным! Ты думаешь, что духовность – это лёгкий путь, заключающийся в йоговских упражнениях и чтении какой-нибудь мантры с утра до вечера! Тогда ответь мне, что такое «духовное»?

Человек думал, что вопрос мудреца очень лёгкий, ибо раньше он отвечал на множество вопросов, которые задавали ему люди. Однако он только пожал плечами, ведь этот человек не мог чётко дать определение духовному.

– Как же ты тогда учил бы своих будущих учеников! – воскликнул мудрец.

Человеку вдруг стало стыдно за свою гордыню, потому что он понял, что на самом деле он ничего не знает.

– Ты думаешь, – продолжал мудрец, – что духовное и материальное – два разделённых друг от друга понятия. Ты думаешь, что материальный человек плохой, а духовный – хороший? Однако эти два понятия неразделимы друг от друга. Это и есть жизнь, где всё растворено, где – пестрота красок и нет чётких разделительных полос и граней. Это – Жизнь, и она такова, как на Земле, так и на Небе.

После разговора с мудрецом человек вернулся в город Зеркал, обучился ткачеству и стал ткачом. Его ткани особо ценились, так как он своими руками создавал удивительные узоры, доставлявшие людям радость. Каждый день он выходил на реку и восхищался рассветом или закатом Солнца. Если к нему обращался бедняк за помощью, он никогда не отказывал, он просто любил этот мир и был нежен и чуток с ним, и каждый мог обогреться только от одного его присутствия, ибо одних он ободрял, а других успокаивал.

Так прошло некоторое время. Человек даже забыл о существовании Зеркала, и у него исчезло желание заглянуть в него, чтобы увидеть в нём своё отражение. Он просто Жил.

Проходя мимо того Зеркала, человек вдруг увидел там некое красивое ангельское создание. Он был очень удивлён, потому что ему никогда не доводилось созерцать таких великолепных существ. Человек остановился напротив Зеркала и понял, что увидел собственное отражение. Это был он, и никто иной.

И радость потоком хлынула в его сердце.

.

…Мне было стыдно за свой побег. Я не знала, куда себя деть, когда старая служанка Дурга, пышущая гневом, распекала нас перед настоятельницей ашрама.

Я хотела провалиться сквозь землю, стать невидимкой и раствориться в воздухе, чтобы никто даже не подозревал о моём присутствии.

О, нет! Только не это! Что же подумает рани о манерах в нашей семье! Какой позор! Великий Хануман, спаси мою репутацию! Отныне я стану хорошей девочкой и буду всегда слушаться старших.

В комнате было очень темно из-за того, что окна были занавешены фиолетовыми шторами. Они опускались почти до самих полов, по углам стояли курильницы, наполненные благовонными маслами. Курильницы были сделаны из чистого золота в виде четырёх богинь Индии: Сарасвати, Лакшми, Парвати и Радхарани. От них исходил тусклый свет. Пахло сандалом, и от этого запаха немного кружилась голова.

Загадочность во всю эту обстановку добавляла затенённая фигура женщины, которая сидела в самом дальнем углу комнаты. Из-за отсутствия света я не видела лица женщины. Я украдкой посмотрела на Анджану, которая стояла, понурившись, периодически вытирая появляющиеся на глазах слёзы.

– Посудите сами, уважаемая рани, этим наглым девчонкам совсем неведома дисциплина. Если бы я не обнаружила их на развалинах священного храма Ханумана, они бы так и не удосужились придти обратно, чтобы возжечь лампады и вознести славу великим богам. Я осмелюсь предположить, что они бы предпочли провести эту ночь в компании ужасных демонов.

Ужасная Дурга ещё больше пыхтела от гнева, и мне стало по-настоящему страшно.

– Ну, что молчите! Может, что-нибудь скажете в своё оправдание нашей уважаемой рани!

На мгновение мне вдруг показалось, что из затенённой части комнаты исходило удивительное тепло, будто там было понимание и защита.

– Ну, же, отвечайте! Что особенного привело вас в храм Ханумана!

Я не могла вымолвить ни слова, мне казалось, будто мой язык прирос к нёбу. Если я сейчас расскажу о боге обезьян, то я выдам тайну, доверенную мне Анджаной. Как жаль, что я не успела загадать желание, ведь Хануман обязательно бы его исполнил. Увы.

Мне показалось, что женщина в темноте улыбнулась.

– Не сердитесь на мою верную Дургу. На самом деле она добрая и всегда печётся о благе моих воспитанниц.

Смущённая Дурга-деви опустила голову.

– Госпожа, не хвалите меня перед этими недостойными. Я делаю это исключительно в Ваших интересах, чтобы у Вас было больше времени для отдыха. Вы и так сильно устаёте.

– Нет, нет! Разве можно устать, занимаясь любимым делом? Иди, Дурга, поторопи всех на ужин.