Дара Преображенская - Радость блаженства

Мне стало стыдно, потому что когда обычно говорили о достоинствах Шивани, подразумевали мои недостатки – дерзость и крутой нрав. Однако, посмотрев в добрые глаза рани Шанти, я поняла, что мои предположения ошибочны.

– Твоя няня, уважаемая Гарба, говорила, что ты любишь рисовать. Это так, Шачи-деви?

– Да, когда Шивани выходила замуж, я рисовала свадебные узоры на её теле.

Рани улыбнулась:

– Надеюсь, твоя сестра будет счастлива. Идём со мной, я хочу тебе кое-что показать.

Рани Шанти завела меня за ширму, которую я не сразу заметила, вовсе не предполагая, что здесь ещё может быть другая комната внутри первой.

Собственно, это была вовсе не комната, а всего лишь маленькое пространство с единственным секретером. На стене висела фотография в дорогой раме какого-то человека средних лет в чалме. Фотография была украшена свежей гирляндой из роз. Рани порылась в ящиках секретера, словно что-то искала. Наконец, она протянула мне совершенно новенькую коробку.

– Держи, Шачи-деви.

– Что это?

– То, что делает наш мир ярче и прекраснее.

Я осторожно открыла коробку. Это были акварельные краски разных цветов и оттенков. Они были аккуратно упакованы в деревянные стаканчики, на каждом из которых были сделаны надписи на бенгали: красный, жёлтый, оранжевый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый, чёрный, коричневый, бежевый, розовый, изумрудный. Здесь же лежали настоящие кисти.

– Шачи-деви, эти краски – твои.

Я была смущена, сбита с толку. Сама рани Шанти, настоятельница ашрама, которую я не так давно боялась, дарит мне краски!

– Няня Амина говорила, что неприлично брать дорогие подарки.

– Наверное, твоя няня имела в виду совсем другое. Это не просто подарок, Шачи, и это не я дарю его тебе, а боги. Они раскрашивают небеса и землю. И ты, как маленькая богиня, также будешь помогать им в этом. Завтра мы пойдём на реку Маханади, и ты увидишь, как Солнце готовится ко сну. Ты хочешь понаблюдать за этим великим чудом?

Рани Шанти склонилась надо мной и нежно похлопала меня по плечу.

– Да, госпожа.

…Столовая представляла собой отдельное здание из бамбука. Вместо столов вдоль стен располагались настилы, потому что принимать пищу нужно было сидя в соответствии с древними обычаями. Всё было освещено масляными лампадами, от этого воздух внутри столовой всегда благоухал сандалом или ароматами роз.

Служанки в белых льняных сари ставили перед тобой плошку из листьев бамбука. Затем две служанки подносили ведро и накладывали в плошку какое-то зеленоватое полугустое полужидкое варево, от которого пахло куркумой. После этого служанки в белом следовали дальше до тех пор, пока все девочки не получали по плошке с варевом.

Еда была довольно простой, и слава Всевышнему, нам было позволено пользоваться ложками, как это делали ненавистные англичане. К тому же, в любое время ты могла позволить себе полакомиться фруктами, которые находились в больших глиняных вазах.

К счастью, мне досталось место рядом с Анджаной. Несколько высоких воспитательниц ходили вдоль столовой и присматривали за нами. Одна из них с довольно толстой книгой сидела в центре и читала на санскрите выдержки из «Махабхараты». Слышался лишь стук ложек о бамбуковые плошки.

Воспитанниц было много, я обратила внимание на то, что все они были представительницами разных социальных слоёв: от дочерей богатых и уважаемых семейств Индии, как я, до детей обычных крестьян из близлежащих деревень. Я слышала, другие ашрамы никогда не принимали бедных, но ашрам рани Шанти тем и отличался от остальных, что здесь не делалось никакого различия между бедными и богатыми, все девочки находились в одинаковых условиях. Возможно, поэтому у рани Шанти было столько недоброжелателей среди вновь народившейся индийской аристократии. Но рани всегда была ровной и спокойной, ведь её имя означало «спокойствие», «созерцание».

Часть воспитанниц была одета в красные сари, часть – в синие, часть – в жёлтые, а новички носили сари других цветов, как я и Анджана. Даже в столовой эти четыре группы сидели отдельно друг от друга.

Я спросила об этом Анджану, шепнув ей на ухо результат своих наблюдений.

– Почему все в разных сари?

– Потому что есть три ступени: начальная, средняя и высшая. Те, кто прошли начальную ступень, одевают красные сари, средняя ступень – синие сари, а высшая – жёлтые.

– Высшая ступень… – как заворожённая повторила я за Анджаной.

– Говорят, тот, кто прошёл высшую ступень, очень многое знает и владеет своими чувствами, а также может общаться с богами.

– А почему же ты не носишь красное сари? – спросила я.

– Потому что из-за своей болезни я не прошла начальную ступень.

Ах, как бы мне хотелось всё знать и научиться общаться с богами! Я думала, не переставая о словах Анджаны, когда легла спать и почти погрузилась в сон.

Во сне мне снова приснился мой белый храм с огромным куполом на вершине горы. Старая женщина в белом одеянии с интересом посмотрела на меня и спросила:

– Что привело тебя сюда, Шачи-деви?

– Не знаю, – ответила я.

– Ты знаешь, ты всё знаешь, просто не можешь сказать.

Солнце ослепительными лучами коснулось мрамора стен, и от этого разноцветные блики заиграли на них. Такая чистота и свет, которую я никогда ещё не видела.

– Шачидеви, – вдруг услышала я, – в храме Ханумана ты не успела загадать желание. Подумай о нём сейчас. Что бы ты хотела?

– Что бы я хотела? Чтобы моя сестра Шивани была счастлива, чтобы Лакшми научилась танцевать, чтобы бабушка Ведавари долго-долго жила.

Старая женщина улыбнулась:

– А себе? Что бы ты хотела себе?

Я проснулась от каких-то очень громких звуков. Это звонили колокольчики в храме Вайю – бога ветров, говорившие о том, что ночь прошла, и пора вставать.

«Что бы ты хотела себе?» – прозвучало внутри моей головы.

Мой сон был вновь неожиданно прерван, и я очень сожалела об этом.

Солнце алело далеко-далеко за горизонтом, окрасив небо в красно-жёлтые сполохи. Казалось, ему вторила безбрежная в тот вечерний час река Маханади, будто это была безмолвная симфония природы, отражавшаяся в каждом уголке огромного пространства земли.

Был тихий тёплый вечер, но, боги, как он напоминал мне тот восход, который я встретила вместе с Суоми, ещё будучи не привезённой в ашрам!

Отличие выражалось лишь в том, что цвета были намного теплее и приветливее, чем тогда.