Дара Преображенская - Радость блаженства

Дул лёгкий вечерний ветерок, и это добавляло новую свежесть во весь этот колорит и долгожданную прохладу измученной засухой земле, которая, казалось, взывала о милосердии. Боги оказались милосердными.

Рани Шанти стояла на небольшой возвышенности, воздев руки к небу. На ней было голубое сари, обшитое бисером, один конец его был наброшен на голову и скрывал обезображивающий лицо рубец. Несколько девочек из череды новичков, таких же робких, как я, заворожённо смотрели на рани, наблюдая за каждым её движением.

– Смотрите, смотрите туда, – рани показала на ярко-оранжевый диск заходящего солнца, – Вы никогда больше не увидите такого. Каждый день в этом священном действе происходит нечто новое, неповторимое. Солнце дарит то, что не способен подарить ни один живой человек. Учитесь у солнца. Оно непоколебимо, оно радует глаз, оно дарит свою любовь бескорыстно и искренне.

Тишина воцарилась на короткий миг вокруг. В тишине этой было всё: тайна души и стук человеческого сердца.

Короткое мгновение было прервано приятным голосом рани. Это были стихи, которых я никогда ранее не слышала.

– Знаете ли, чьи это стихи? – спросила рани, посмотрев на нас.

Девочки пожали плечами.

– Их написал великий человек Рабиндранатх Тагор. Он ратует за освобождение и славное будущее Индии, словно он – один из посланников Всевышнего. Однажды я встретилась с ним в Калькутте. Здесь вы узнаете много его чудесных стихов.

Оранжевые отсветы отразились на лицах девочек. Они внимательно слушали рани. Как и я, они были под впечатлением от увиденного и услышанного.

Я не заметила, как рани Шанти подошла ко мне и посмотрела на пустой лист бумаги, прикреплённый к доске, которая лежала на моих коленях.

– Шачидеви, почему ты ничего не рисуешь?

Я была смущена её вопросом.

– Госпожа, я не могу.

Рани улыбнулась, и я увидела её безупречно белые зубы.

– Но в твоих глазах я читаю сейчас вдохновение. Не упускай такую возможность, ведь богиня Сарасвати ищет путь к человеческому сердцу через искренность его души.

Сама не знаю почему, однако на моём листе бумаги начало происходить нечто, совершенно удивительное: различные краски смешивались меж собою, и от этого каким-то загадочным образом получались новые цветовые гаммы. Это было похоже на маленькую симфонию, только главной скрипкой в ней являлась моя рука. Краски словно пели, и от соприкосновения их с поверхностью бумаги, мелодия делалась намного тоньше и величественней.

Я не помнила ни себя, ни своего тела, ни того места, где я до сих пор находилась. Внутри моей головы звучал лишь оркестр из божественных инструментов. О, боги, что это была за музыка! Воистину, краски рани Шанти были не иначе, как волшебными.

Рани долго разглядывала мой рисунок. На нём было изображено огромное солнце в розовых лучах и далёкие Гималаи, о которых я раньше слышала столько легенд. Говорили, что именно в снежных вершинах Гималаев живут боги, которые спускаются к людям либо для наставлений, либо когда люди нуждаются в их помощи.

Пока рани изучала мой рисунок, я стояла перед ней в большом смущении, не зная, куда себя деть. Мне почему-то казалось в тот момент, что рани не понравился мой рисунок. Однако она, как и прежде, улыбнулась и сказала:

– Дорогая Шачи, да у тебя настоящий талант! Ты знала об этом?

Я ещё сильнее смутилась от слов рани.

– Это не я. Это всё они, госпожа.

– Кто они?

Я показала на краски.

– Ваши краски, госпожа.

Рани Шанти посмотрела в мои глаза, и я прочла в них больше, нежели простая человеческая мудрость. Наверное, точно такие же глаза были у Нарады, когда он со своей виной странствовал по вселенной и поучал смертных.

– Дорогая Шачидеви, запомни, краски в руках истинного художника оживают, но если их возьмёт бездарный живописец, они так и останутся мёртвыми красками. И ещё, Шачи, не называй меня «госпожой».

– Но как же мне обращаться к Вам?

– «Старшая Сестра», ибо у Всевышнего нет ни рабов, ни слуг. Мы все – братья и сёстры.

Рани попросила меня подарить ей рисунок, потому что он ей очень понравился.

Последнее обстоятельство явилось для меня неожиданным, ведь я была до конца уверена в том, что именно краски так сильно преобразили всего лишь маленький клочок бумаги и сделали из него, по мнению рани Шанти, шедевр. Я была до конца уверена, что у любого бы получилось то же самое.

Даже сейчас спустя столько лет я считаю, что талант художника – ничто в сравнении с «одухотворённостью» «живых» красок. Такие краски можно получить от того, кто верит в тебя, в ком горит Истина, и чьё сердце бьётся в такт с всеобщей Гармонией мира.

Рани Шанти была именно такой, и она верила в меня.

– Шачидеви, – как-то раз сказала мне рани, – однажды на этом огромном небе зажжётся и твоя неповторимая звезда. И когда это случится, ты почувствуешь, что мир вокруг тебя полон любви и доброжелательности.

…Госпожа Камила из Анантапура обучала нас телугу, госпожа Малати Сурадж из Ориссы рассказывала нам о красоте бенгальского наречия, мы также обучались тамильскому у г-жи Кевалы из Майсура. Сама рани Шанти учила нас читать и писать на деванагари.

Перед каждым уроком нам раздавали небольшие дощечки в рамках и мелки, и мы писали на них буквы, затем стирали и вновь писали, повторяя их вслед за учителями. На каждой такой дощечке было написано имя той или иной воспитанницы. Таким образом, у каждой девочки была своя дощечка.

Я слышала, в светских школах, в одной из которых обучалась моя подруга Анита, ученики писали перьями с помощью чернил на бумаге в тетрадях. Однако мел и дощечки мне показались намного удобнее, потому что в любое время без последствий для себя ты мог исправлять свои ошибки.

Два раза в неделю по четвергам и вторникам почтенная г-жа Айшварама читала нам Священные Писания, в том числе: «Махабхарату», «Рамайану», «Бхагавад-гиту», «Шримад» и многочисленные Пураны. Мы заучивали целые главы из этих произведений и узнавали многое о жизни героев Древней Индии.