Ольга Шпакович - Апокалипсис: Пролог

– Как это – нас нет? – возразила Лиза. – Вот они мы.

– Вы здесь, я вижу. Вы едите, пьёте, разговариваете, но вы все умерли. Поэтому вас нет.

– Ну, знаете ли, это уже слишком! – вскричал Захар.

– Пусть говорит, – вмешался Игнат, – у нас же свобода.

– А вы, – повернулся Илья к Игнату, – лжец! Потому как нарядились так, будто вы семинарист, а на самом деле в Бога не веруете. Стало быть, лжёте! Впрочем, лукавство ваше недолгое будет, вы вскоре станете… бухгалтером.

Гости, до сих пор пребывавшие в недоумённом молчании, так как не знали, как реагировать на дерзкие слова послушника, дружно расхохотались. Все решили, что странный послушник – попросту сумасшедший. Однако всеобщее веселье прервал Афанасий Матвеевич, которого заботили насущные вопросы устройства своего и вверившихся ему людей.

– Юра, – озабоченно обратился он к сыну, – мы, старики, да и Илюша, очень устали с дороги. Распорядись, чтобы твоя горничная приготовила нам с Илюшей по комнате, а Агафья будет мне прислуживать, так что пусть пока с твоей горничной в комнате для прислуги переночует, а там видно будет…

За столом повисла неловкая тишина. Юрий смутился и покраснел.

– Папа, давайте выйдем, нам надо поговорить без посторонних.

Выйдя с отцом в прихожую, Юрий заговорил вполголоса, поглядывая на закрытую дверь:

– Послушайте, папа… В этой квартире живут.

– Кто живёт? Ты её сдаёшь?

– Нет. Живёт… живёт моя… знакомая с сестрой.

– Знакомая? То есть как… Любовница?!

– Папа, тише… Ну, да, любовница… Но это не то, что вы думаете. Я взял её к себе девочкой, совсем ребёнком. Она живёт у меня уже несколько лет… Я люблю её…

– Что?! Юра, ты – женатый человек!

– Да, но я же не собираюсь разводиться.

– Ты собираешься жить в блуде. Понятно. Ну-с, и которая из них твоя любовница? Та, что открывала дверь?

– Нет. Та, которая сидела рядом с вами.

– Сын, она же – совсем молоденькая!

– Да, папа, но я люблю её!

– Ты растлеваешь малолетних!

– Ах, ну зачем такой пафос! Мы любим друг друга.

– Какой позор! И что теперь – ты выгоняешь меня на улицу из-за своей любовницы?!

– Нет, папа, как можно… Давайте не будем драматизировать…

– И что ты предлагаешь?

– Ваше появление, конечно, неожиданно… Но я не могу и девушек выставить на улицу! А что я предлагаю?.. Предлагаю поехать ко мне. У меня квартира попросторнее. У нас за вами и уход будет получше. И потом… Люси думает, что эту квартиру я сдаю… Папа, поедемте ко мне!

– Ну, что ж… Раз другого выхода нет…

– Только… прошу о конфиденциальности!

– Да уж не беспокойся. Бесстыдник! Растлил ребёнка! Вот уж точно – седина в бороду…

– Папа!

– Да уж что… Удивил ты меня, сын, и расстроил.

– Сожалею… Однако, папа, вас с Агафьей я с радостью приму, а этот сумасшедший послушник пускай отправляется на все четыре стороны. Куда он вообще направлялся – в монастырь? Вот и пусть туда уходит.

Не дав отцу возразить, Юрий вернулся к гостям и объявил:

– Господа! Мы с отцом вынуждены вас покинуть. А вы, молодой человек, – обратился он к Илье, – не обессудьте, но вас я пригласить не могу-с. Если вы приехали по делам в какой-то монастырь, то поищите ночлег там.

– Всенепременно! – тонко улыбнулся Илья.

Михаил тоже засобирался. Ему уже давно наскучила эта подвыпившая разночинная компания. Хоть и нравилось ему играть в демократа, однако он не мог подавить в себе брезгливость при виде этих бедных студентов, не признанных гениев, пролетариев и крестьян…

Покачиваясь в экипаже, он вспомнил пассию своего приятеля. Что ж, она недурна, юна, свежа. Невольно перед ним всплыл образ Лили и с некоторой долей зависти он подумал, что любовница его приятеля и моложе, и красивее…

После ухода Михаила, Юрия и Афанасия Матвеевича со служанкой Лиза громко заявила, обращаясь к Илье:

– Как мило они поступили с вами! Но я вас никуда не отпущу. Глафира постелет вам в одной из комнат.

– Я не против, – улыбнулся Илья, – идти мне, в самом деле, некуда. Пока. А ночевать на улице, когда такой мороз, не очень хочется.

– Вот и славно. Не люблю, когда ломаются. Мне очень нравится ваша прямота! А вам, господа, тоже прямо говорю, что на сегодня довольно.

Разгоряченная молодёжь высыпала на улицу. Егор предложил выйти на Невский, поймать извозчика. Игнат, Захар и Велимир сказали, что пойдут пешком, поскольку живут неподалёку. При прощании Велимир подтвердил своё намерение написать портрет Вани. Художник, пьяно покачиваясь, несколько раз повторил свой адрес. Условились о дате.

Затем Егор, Ваня и Матильда свернули на Невский. Порожний извозчик нашёлся быстро. В пролетке Егор и Матильда разместились рядом, Ваня – напротив. Увидев, что его приятель взял руку девушки, он отчего-то смутился, отвернулся, но взгляд его то и дело возвращался к этим двум страстно переплетённым рукам.

Пролетка миновала Невский, перебралась через Дворцовый мост на стрелку Васильевского острова, покатила по заснеженной набережной и, когда доехали до моста через Смоленку, Егор приказал извозчику притормозить и небрежно сказал:

– Дальше один дотопаешь. Я Матильду провожу. Нам налево. Ну, а тебе, стало быть – направо.

– До свидания, князь! – Матильда помахала ему. – Рада знакомству!

Ваня неловко выбрался из пролетки и побрёл в заводскую казарму. Его переполняли новые впечатления: неожиданно свалившееся богатство, гордость от того, что он познакомился с городской прогрессивной молодёжью, сладостное волнение при воспоминании о хорошенькой Лизе… Как хороша! Как юна! Как невинна! Да, именно невинна, несмотря на то, что рядом с ней – этот холёный барин. Эх, вырвать бы её из его цепких, жадных, похотливых лап! Впрочем, теперь, когда он богат, то, что было невозможно для бедного крестьянина, вполне реально для новоявленного богача. Ваня сжимал кулаки, чувствуя себя не Иваном, крестьянским сыном, а всесильным Иваном-царевичем. Однако надо было что-то решать относительно будущей жизни. Что делать – скрывать своё богатство и продолжать работать на заводе? Или?…

Что делать? Как жить дальше? Эти мысли мешали спать, и Ваня проворочался всю ночь. Но так ничего и не придумал. Эх, как хорошо, когда всё просто и понятно, когда не надо ломать голову над вопросами, на которые нет ответа. Когда не было этих нежданно свалившихся денег, он знал, что надо работать, зарабатывать на хлеб насущный, из кровно заработанных – матери помогать. А теперь? Работать? А зачем? Ведь если есть деньги, зачем работать? Работа тяжёлая, утомительная, монотонная. Значит, не работать? В таком случае дядя, да и мать тоже, будут недоумевать, на что он живёт, ещё и в недобром заподозрят… Это если только разорвать с ними всякие отношения, исчезнуть… Мамку жалко! Так что же делать? Так и не найдя ответа, Иван забылся тревожным сном.