Ольга Моисеева - Путь Орла

– Итак?

– Итак, я видел Вас на сцене, когда Вы поднимались, чтобы подарить букет роскошных роз Вашей подруге.

– И Вам понравился мой затылок?

– Нет, мне просто показалось Ваше лицо довольно знакомым. Мы не могли раньше с Вами нигде встречаться?

– Я – завсегдатай богемной жизни. Вы могли видеть меня на обложке «Райской жизни» или в одном из проектов, посвящённом бомонду. Я, также, часто появляюсь на светских раутах и вечеринках.

– Вам нравятся эти глупые особы, мнящие себя «светскими львицами»?

– Вовсе нет!

Я восприняла вопрос этого красавчика, как личное оскорбление.

– Вовсе нет!

– Что же тогда Вас влечёт на такие сомнительные мероприятия?

– Ничего кроме «новой пищи» для моих статей и публикаций. Обожаю закулисные интриги.

– Значит, ваш журнал – «жёлтая пресса»?

– Нет, но люди любят копаться в чужом грязном белье. «Жёлтая пресса» здесь не при чём – я не делаю скандалов и сенсаций из ничего.

Серж нарочито улыбнулся, как бы дав мне тем самым понять, что заметил иронию в моих словах. В этот момент все четверо мы свернули направо, затем спустились на несколько ступеней вниз, чтобы оказаться в роскошном зале с круглыми столиками. Это больше напоминало ресторан, чем кафе, и официантки в униформах подходили к каждому столику, чтобы принять заказ от очередного посетителя.

На каждом столике была постелена белая накрахмаленная скатерть, в центре стояла ваза со свежими гвоздиками. Окна были занавешены перламутровыми жалюзи, последнее, что ещё могло напомнить о театре.

Мы заняли крайний столик у окна и заказали себе по чашечке кофе с итальянскими сладкими маковыми булочками.

– Уверяю вас, эти булочки – всё, что осталось для меня любимым, если речь идёт об итальянской еде, – сказала Мариша, откусывая булочку.

– А равиоли? В прошлом году ты была без ума от равиоли с творогом, – напомнила я.

– Возможно, – выкрутилась не растерявшаяся Мариша, – но в антракте я никогда не ем равиоли и пасту, зато после очередного громкого спектакля позволяю себе этого вдоволь, а так как спектакли бывают слишком часто, мне почти всё время приходится сидеть на диете.

Мариша являлась стройной брюнеткой с полненькими ножками, и не без основания гордилась своей фигурой; впрочем, и моя тоже не подкачала, только в отличие от Мариши, первой примы Большого Театра, мне ничего не приходилось делать специально, чтобы поддерживать свои формы.

Мы беседовали о всяких пустяках, и даже Эдмонд со своим занудством во всём не раздражал меня на этот раз, что само по себе являлось удивительным. Однако Серж бросал меткие реплики, и иногда я ловила пристальный взгляд его серо-голубых глаз на себе, что смущало меня. Когда малознакомый мужчина периодически останавливает на тебе свой взгляд, пожалуй, здесь есть повод лишний раз залиться краской. У меня пропал аппетит от этих неоднозначных взглядов, и я отложила свою порцию в сторону.

Посмотрев на часы, Мариша спохватилась.

– Густав убьёт меня, я должна бежать! Хорошо, что мой выход только во второй сцене, а то вам бы пришлось заказывать венки.

Мариша вытерла салфеткой губы, оставив на ней следы от помады, и выбежала из буфета, пожав мне руку.

– Ну, что, мне пора, – сказала она, – встретимся в моей гримёрке после спектакля.

– Держись, подруга, – успела бросить я ей, ответом мне был её воздушный поцелуй.

Эдмонд последовал вдогонку за Маришей, неся её клатч.

– Почему Вы ничего не едите и не пьёте? – Серж показал на мою полную кофе чашку и откусанную булочку.

– Как-то не хочется, – отделалась я, несмотря на то, что в этот момент у меня заурчал желудок. Он просил этих сладких маковых булочек, которые только что расхваливала Мариша, но в то же время мне не хотелось создавать впечатление того, что я – обжора или с пристрастием отношусь к еде, хотя Эдмонд со временем всё равно выболтает своему приятелю о моих маленьких женских слабостях.

– Ваши глаза говорят об обратном, – с улыбкой возразил Серж.

– Мои глаза?

– Да, в них столько блеска, голодного блеска, когда Вы смотрите на эти аппетитные булочки.

Какой наглец!

– О…..

– Не удивляйтесь, я уже привык. Наблюдая за глазами людей, узнаёшь о них столько нового и необычного.

– Вы, случайно, не частный детектив?

– Нет, наблюдение, это, лишь моё хобби, не более того. Что же касается моего бизнеса, то я владелец обширного концерна по производству обуви.

– Обувь? Как интересно! И Ваш бизнес, конечно же, находится не в России.

– У меня много франчайзинговых компаний по всему миру, в том числе, и в России, хотя, основные разработки и технологии находятся в Висбадене.

– Чем же ваша обувь отличается от остальной?

– Мы работаем на индивидуальный заказ и делаем высокохудожественные вещи, а не ту бесцветную однотипную обувь, которую привыкли носить люди со времени окончания Второй Мировой Войны. Тогда было важно одеть хоть что-то. Теперь люди в большинстве своём стали более чуткими к фасону, расцветке, стилю. Например, разве Вам бы не хотелось приобрести туфли с оттенком Вашей личности, индивидуальности, которая присуща только Вам и никому другому?

Я совсем не заметила, как съела все булочки, лежавшие на тарелке и выпила весь кофе, слушая своего собеседника. Он галантно проводил меня до моего места и растаял в темноте. На сцене уже начиналось уже новое действо.

….Я уже говорила о том, что всюду сопровождала свою подругу Маришу. Наша дружба началась ещё с самого детства, когда мои родители попали в автокатастрофу, и я переехала к бабушке в Москву. По соседству жила очень культурная интеллигентная семья музыкантов (это значительно позже родители Мариши приобрели свой дом, а сначала их квартира располагалась на одной площадке, что и квартира моей бабушки).

Родители Мариши были тогда музыкантами Московского Симфонического Оркестра. Елена Сергеевна играла на скрипке и кроме этого пекла изумительные торты, хотя это умение никак не отражалось на тонкости её осиной талии. Я помню, когда мне впервые посчастливилось попробовать её грушевую шарлотку, целую неделю я не могла есть ничего кроме этой шарлотки, и даже сначала напрочь игнорировала школьные завтраки и обеды. Я помню, когда бабушка пожаловалась на это Елене Сергеевне, мать Мариши ласково потрепала меня по волосам и сказала:

– А хочешь, я иногда буду печь тебе свои торты и пироги с начинками?

Я энергично закивала, обрадованная предложением Елены Сергеевны. С тех пор она периодически особенно по праздникам приносила нам свою стряпню, а так как праздников было много, то и угощенье у меня всегда было.

Что касается отца Мариши, то Павел Карлович являлся выдающимся виолончелистом. Он был немцем по происхождению и с немецкой педантичностью и аккуратностью относился ко всему, что его окружало: к жизни, людям, профессии. Но он был добрым немцем, и мы часто слушали его воспоминания о Германии, о том городе, где прошли его детство, юность. Хотя и Россию он тоже любил, ведь он нашёл здесь себя.