Сергей Ребцовский - Солнце за облаками

Эти слова задали ему задачку из разряда «поди туда, не знаю куда». Как это? Ест и не знает, что ест, да еще и аппетита нет. «Есть нужно» – что бы это значило?

Проведя некоторое время в молчании, он легко покрутил кружку пива. Она к этому времени закончила с первым бокалом и легко начала пить из второго.

– А хотите, фокус покажу? Вот с кружкой пива простой фокус.

– Какой?

Это был его любимое развлечение в барах. Он попросил еще одну кружку пива, а когда официант принес ее, поставил дно пустой кружки на верхние края полной, покрутил пустой кружкой по кругу, приговаривая: «Абракадабра, абракадабра», и резко ударил по полной кружке. От этого в ней тут же со дна стали подниматься пузырьки. На резкий звук официант поднял голову, но, не увидев ничего особенного, сразу же опустил.

– Вот: салют в вашу честь! Салют в честь Арины! – с игривым достоинством сказал он и еще немного нарочито покривлялся, как клоун в цирке, чтобы сделать ей приятно.

– Спасибо, – снова с легкой улыбкой отвечала она.

Как часто бывает в таких случаях, время почему-то прекратило свое размеренное течение. Он чувствовал себя очень довольным в компании Арины. Глянув на часы, он обнаружил, что время хоть и замерло, а вот стрелки на часах значительно сдвинулись.

– Вы какая-то грустная, – снова любопытство выразилось в словах. – Мало улыбаетесь. Мне кажется, что-то случилось. Я, конечно, не знаю, что. Но вот что я скажу тебе… Ой! А может, перейдем на «ты»?

– Хорошо.

– Так вот что я скажу. Я знаю один страшный секрет, – добавил он шепотом, но так, чтобы она хорошо его могла расслышать, и заговорил с расстановкой слов. – Этот секрет в том, что солнце есть всегда. Если ты его не видишь, это не значит, что его нет. Оно просто там, за облаками. Оно есть. Верь в это.

Она посмотрела на него таким благодарным взглядом, что он почувствовал, словно какая-то мягкая и добрая энергия в виде малюсенького комочка, напоминающего шаровую молнию, от ее глаза попала прямо к нему в сердце.

Через несколько минут она вдруг сказала:

– Пожалуй, еще что-нибудь покушаю.

Родион обрадовался: он подумал, что она стала чувствовать себя лучше то ли от вина, то ли от его слов и желания развеселить. Этого ему хотелось сейчас больше всего.

Арина почувствовала некое улучшение, но аппетита в действительности не возникло. Ей хотелось таким образом показать Родиону, что его присутствие имело хорошее влияние. Она решила продемонстрировать свой аппетит, будто принеся ему благодарность.

У Родиона улучшилось настроение. И тут уж он точно знал отчего. Нет, не от пива, раньше он выпивал и больше, да без настроения. Оттого становилось ему хорошо, что такая привлекательная, симпатичная девушка сидела с ним рядом и разговаривала. Тут он совсем осмелел и спросил:

– Как завидел тебя, так все и гадаю, что привело такую девушку в наши места? Может, показать наш городок?

– Не нужно мне ничего показывать. По крайней мере пока.

Она молчала, но по ее молчанию он заметил, что она собирается с мыслями, с силой, чтобы ответить ему.

– Я, знаешь ли, сбежавшая невеста…

Пока Арина разговаривала с Родионом, она размышляла, стоит ли ей рассказать ему о том, что с ней случилось? Станет ли ей легче, если она поделится с кем-нибудь, с ним, например, своими думами? Он, казалось ей, парень простой, веселый, не начинает никаких разговоров насчет постели. Но все-таки какие-то сомнения оставались, ведь события последних дней настолько круто изменили всю ее жизнь. Она понимала, что возврата к прошлому не будет. Ее поступки, резкие, обидные и суровые для окружающих, были настолько нелогичны, что объяснить их словами трудно. Она решила так: раз уж заварила кашу, пусть дальше все идет, как идет. «Расскажу все-таки, – подумала она, – поделюсь с ним, с этим пареньком. Все равно его никогда больше не увижу… Скорее всего, не увижу».

Теперь, в этом баре, после ее признания она заметила недоумение на его лице. А его лицо, как она уже поняла, отражались все его внутренние чувства. Их легко было прочитать по его то расширяющимся, то суживающимся глазам, по легкой полуулыбке, по бровям, которые он так забавно умел делать домиком.

Тогда она рассказала:

– Я сама из Светлогорска. Позавчера у меня была бы свадьба. Регистрация начиналась в двенадцать тридцать. Все было готово, знаете… То есть, знаешь. Утром, в восемь, я дома была одна и примеряла свадебное платье. Оно такое нарядное: белое, пушистое с блестками, купили его за две недели до свадьбы. Дома никого, все куда-то разбежались по делам, парикмахерским, готовились. Стою я такая перед большим зеркалом в большой комнате, смотрюсь… И вдруг, знаешь, сама не могу понять, как так получилось, я внезапно подумала: а ведь мне всю жизнь предстоит прожить с Андреем. Всю жизнь. Вот мне сейчас двадцать два, а впереди вся жизнь. И только он. А я его не люблю. Понимаешь, не люблю. Я давно знала, что не люблю. А тут как-то в одну минуту глубоко осознала это.

Она замолчала и посмотрела на Родиона. Он глядел на нее уже совсем не с недоумением, а внимательно. Она ощутила его сочувствие.

– Тогда я сняла платье, одела вот это, видишь? – она показала на свою одежду. – Взяла все свои деньги, что-то еще из вещей сложила быстро в сумку. Я боялась, что вот-вот вернутся домашние, схватят меня, отговорят, и тогда все, на всю жизнь. Мне показалось, что это как будто пожизненный приговор. Я почти бегом пустилась на вокзал. Там села на первый же поезд, сама не зная, куда еду. И вот вышла на станции вашего города, твоего города.

Она сделала паузу и добавила:

– Такая простая история.

Родион сидел молча, потирая руками лоб, и о чем-то думал. Потом спросил:

– Ты кому-нибудь из родных сообщила, где ты и что с тобой?

– Да, маме. Я позвонила ей. Сказала, что передумала выходить замуж, что не могла в тот момент поступить иначе, просила ее понять меня и простить. Правда, она говорить со мной не хочет, ругается. Сильно ругается. Подруге еще звонила, а та только удивляется, как это я смогла? Подруга говорит, что все на ушах стояли, такой переполох я устроила.

– Мда-а. Маму твою, наверное, можно понять, – сказал он, но, глядя в этот момент на Арину, заметил легкое вздрагивание ресниц. – Почему же ты сначала была согласна, и вдруг передумала? Он что, как-то не так себя вел?

Она ответила после глубокого вздоха:

– Он нормальный, хороший парень. Это длинная история.

Потом помолчала и добавила:

– Давай допьем вино.

Родион почувствовал мысленный ступор. Он не знал, что говорить. Как будто ему на мысли одели хомут, и все они охомутованные внезапно остановились. Вероятно, это произошло и по причине выпитого, и из-за внезапности рассказа Арины. Так он сидел, не ощущая хода времени. Если бы он попробовал записать словами те вспышки дум, которые возникли в голове, то получилось бы нечто рваное, невнятное и бессвязное вроде «Почему? Как? А если? Нет, зачем?»