Дара Преображенская - Освобождаясь от оков

Вот почему душевнобольным рекомендуют жёсткий режим и полное отсутствие мыслей. Твой вопрос: «А если не получается?» Ответ, сказанный вполне спокойно и без эмоций: «Заставь себя успокоиться». Подцепляю вилкой небольшой кусочек омлета и медленно несу его в рот, затем так же медленно разжёвываю и глотаю. Всё находится под моим контролем. Это я должна внушать себе непрерывно, как посоветовала Светлана Савельевна – мой лечащий доктор. Да, кстати, здесь можно пользоваться вилками в отличие от сумасшедшего дома, так я привыкла называть психоневрологический диспансер. Это радует, значит, ты уже почти можешь считать себя нормальным, раз общество решило дать тебе в руки такое опасное оружие. У меня немного повышается настроение, потому что омлет очень вкусен, возможно, поэтому я часто люблю засиживаться в столовых одна, когда тебя совершенно никто не беспокоит. И так до следующего чувства голода, жизнь проходит незаметно, и какая разница, нравится тебе она или нет, ты живёшь.

Сама не знаю, почему на этот раз не прошу добавки, быть может, тётя Клава – буфетчица в последнее время часто говорит мне: «Ешь норму». Далее идёт чай, он сладкий, а когда ты запиваешь его кусочком сыра, щедро выделенным тебе государством, удовольствие хочется продлить. Ты ешь, невзирая на свои растущие объёмы, невзирая на то, что общество признаёт лишь стройных блондинок, вроде Барби, всегда улыбающихся и всем довольных.

Даже на вечерних дискотеках ты всегда сидишь в углу и с завистью наблюдаешь за тем, как миниатюрные девушки танцуют с крутыми кавалерами. Ты тоже хочешь так же танцевать и желаешь нравиться кому-либо, но тебе приходится мириться молча со своей участью бесформенной толстушки. Тебе говорят, люби себя такой, какая ты есть, чтобы только успокоить тебя, но у тебя сложились совсем другие идеалы, и ты хочешь быть совсем как одна из героинь твоих романтических грёз хрупкой и неповторимой. И ты уже вполне готова к своему новому образу, но он уплывает от тебя всё дальше и дальше за облако невыплаканных слёз и бесполезных мечтаний. Ты знаешь, что снова должна будешь столкнуться с обыденной реальностью, и вновь попадаешь в свой замкнутый круг.

Во сне ты часто борешься со своим отчаянием и всегда остаёшься побеждённой, ты не знаешь, где выход. Борьба происходит только внутри тебя, окружающим это кажется слишком мелочным и надуманным, но ведь они не могут влезть в твою шкуру и прожить жизнь твоими переживаниями и впечатлениями. Нет, мне не следует вдаваться в подробности своей душевной борьбы и мыслей, в конце концов, это слишком скучно.

Я допиваю чай и вижу, как мимо меня проходит Витя-трясучка, так его прозвали, потому что он постоянно кивает головой и ещё без повода улыбается. Его все считают здесь ненормальным, однако, я не думаю так. Я люблю наблюдать за поведением людей, присматриваюсь к ним, а уже затем делаю свои выводы, часто отличающиеся от мнения остальных. Витька-трясучка обитает на третьем этаже и раньше часто заглядывал к нам в комнату, чтобы только увидеть мою соседку Наташу Ремизову.

Она приехала сюда по путёвке ровно четыре недели назад по поводу радикулита, скоро она уедет домой в маленький городок Верховск. Говорят, его назвали так, потому что он находится в верховьях Волги, хотя даже не на всех картах он обозначен из-за малочисленности. Витька всегда приносил свежий шоколад и что-то говорил ей, затем они уходили. Наташа возвращалась одна. Я часто слышала, как она подсмеивалась над Витькой, над его стихами, которые он писал ей в простой ученической тетради по три рубля.

Не знаю, возможно, Витька понял, что превратился в посмешище благодаря сплетням, но он больше не заглядывает к нам, хотя Наташина путёвка ещё не истекла. Он даже не смотрит в её сторону, но мне он всегда улыбается и как обычно кивает своей стриженой головой. Иногда даже мне хочется поговорить с ним, несмотря на мою замкнутость, но он только кивает. На этот раз он неожиданно садится за мой стол, молчит и снова кивает. Мне становится неловко, ведь по сравнению с Наташей я выгляжу довольно невзрачно и не знаю, чем могла заслужить внимание Витьки, но чтобы как-то поддержать разговор я монотонно говорю: «Наташа завтра уезжает». Витька по-прежнему молчит, кто бы мог подумать, что в такой обычный день он будет так непонятен для меня.

Я прошу дополнительную порцию омлета, выслушивая небольшой наскучивший мне монолог тёти Клавы по поводу лишних калорий и дополнительных занятий по аэробике, ставлю напротив Витьки и так же монотонно говорю: «Угощайся. Это – моя вторая порция». Витька упорно молчит, затем вдруг произносит, и я впервые слышу его голос так близко от себя: «Хочешь почитать стихи?» Я оживляюсь, потому что предложение Витьки более чем неожиданно, слегка смущаюсь, говорю: «Но ты же писал их для Наташи».

«Она не понимает», – слышу в ответ. «Я тоже могу не понять, и тебе от этого будет ещё больнее». Витька трясёт головой и одновременно мотает ею, а затем, чуть заикаясь, произносит: «Я тебе доверяю». Я смотрю на Витьку недоумённо. Худой, с серым, почти безжизненным лицом и серыми глазами, неужели его может интересовать ещё что-то кроме этих казённых стен и скучной обыденности, от которой ты безрезультатно рвёшься, как из плена? Витька-трясучка болен шизофренией, но он не боится людей, как я, он просто давно отделился от жестокости своей непроницаемой стеной, которую сам создал для себя. Я не знала, что сказать в ответ, я путалась в догадках, что его заставило сесть ко мне и первому начать открываться, ведь никто в санатории не воспринимал его всерьёз. Машинально я кивнула, но в этот момент к столу подошла медсестра Нина Петровна и сказала, что доктор ждёт меня в своём кабинете. Эта новость была мне привычна, так как через день Светлана Савельевна – мой лечащий врач проводит со мной профилактические беседы, где я рассказываю о своём состоянии. Порой эти беседы носят лишь формальный характер, но они мне не мешают за исключением того, что я не привыкла доверяться людям, только лишь занимающим соответствующую должность. «После ужина», – бросила я и заметила, как Витька усиленно закивал в знак согласия.

…В кабинете Светланы Савельевны тихо, мирно тикают часы, и это навевает сон и успокоение, на время снимается внутреннее напряжение, и если бы я была одна, я давно бы легла и уснула блаженным сном. Хотя сплю я очень редко, мешают посторонние мысли, думаю о своей жизни, обо всех несправедливостях, которым я подверглась и о многом другом и только под самое утро засыпаю.

Светлана Савельевна – строгая дама в выглаженном белом халате с чёрными большими пуговицами, что совсем не к месту. Ей больше бы подошли белые, но она не обращает внимания на такие несущественные пустяки. У неё серо-голубые глаза, узкие ниточки губ, бесцветное лицо, чуть суховатое и всегда с холодным выражением. Сидит она прямо за обшарпанным столом с кипой бумаг и каких-то тетрадей. На столе бардовый телефон, она вызывает по нему медсестёр с постов, приглашая нарочито вежливо зайти в кабинет, всё расписано до мельчайшей подробности, и невольно ты начинаешь думать, неужели это общество хочет сделать из тебя такое же подобие психически здорового человека. Оно просто считает, что любое отклонение от этой стандартной нормы уже является болезнью. Светлана Савельевна соответствует этому стандарту полностью, хотя быть может и у неё иногда возникают страхи оказаться чуть-чуть другой.

Читать дальше