Марита Мовина-Майорова - Тайна Ведьминой Рощи

Как всегда, когда девушка втайне от всех прибегала сюда и сидела, глядя на поверхность озера, мысли её наполнялись мечтами о красивой жизни среди красивых людей в высоких теремах, или таком вот каменном доме, как привиделся ей в детстве в глубине этого озера, среди цветов и дивных растений. Но сегодня мечты эти быстро ускользнули, а на смену им пришло совсем другое – вечер предстоящий, Яромир, маменька…

Подумав о матери, Злата улыбнулась: «А маменька-то у меня добрая, хлопотливая, ласковая». Ей почему-то вспомнилось, как учила её маменька косу плести – вот намучилась она тогда!.. Но была она упорной и трудолюбивой, и очень уж ей хотелось матери помощницей настоящей стать. Потому быстро потом всему и выучилась: и избу прибирать, и тесто ставить, и по хозяйству…

От матери, вновь тонкой ниточкой, память протянулась к отцу.

Сказать, что помнила его хорошо – не могла. В памяти остались лишь отдельные картинки из детства: вот качает её тятенька на ноге своей и прибаутку какую-то сказывает; вот свистульку делает и в ручку ей кладёт; а уж как он на дуде начнёт играть, так ножки-то сами в пляс и идут!.. а то вспомнится, как на лугу с ней в догонялки бегает… и такой добротой из тех воспоминаний на Злату веет, такой весёлостью, что сердечко враз шумливо так в груди и зачастит! …А какой он был – высокий ли, светловолосый ли, курносый ли, – то память от неё скрывает. …А и тех воспоминаний достаточно, чтобы тосковать по отцу, рано так утерянному… Но что уж тут поделаешь – тоскуй не тоскуй, а с того света не возвращаются. Память сохранила, как стенала и голосила маменька, когда принесли ей весть о его пропаже. Долго не хотела она верить, что не вернётся муж-опора её к ней. Хорошо помнила Злата, как сидела вечерами мать, устало подперев голову натруженными за день руками, и молчала, глядя в пустое тёмное оконце; украдкой она наблюдала, как на каждый стук, на каждый шорох под дверью в ночи маменька со скамьи голову поднимала.

Теперь Злата понимала, как тяжко маменьке тогда было: и не мужняя жена, и не вдова… А ведь молодая ещё совсем была, ни любви, ни ласки по-настоящему ещё не узнала… Да и растить её, Злату, одной…

Много лет прошло, прежде чем мужа ждать перестала.

Потому ни разу Злата не заводила с матерью разговора об отце, о времени том нелёгком ничего не спрашивала. Оттого и образа отцовского не знала, а только тепло собственных воспоминаний о нём сердце ей согревало.

«Маменька, маменька, родная моя. Мало видела ты радости и счастья. И вот уж я от тебя к мужу ухожу…»

Девушка вздохнула, склонила голову в задумчивости и погладила ладонью травку рядом с собой. Ощутила нежную её мягкость и шелковистость. Прислушалась к тишине.

«Хорошей помощницей тебе я была… Была?!»

Она точно пробудилась от внезапного толчка!

Почему была?!

И снова, в который уж за сегодняшний день раз, непонятное беспокойство дёрнуло за какую-то струнку внутри, в самой серёдке, под дыхом.

«Почему была-то? Ну и что, что замуж выйду и в избу мужнину уйду? – сердито одёрнула она себя. – Дома-то, чай, совсем рядышком наши стоят, да и родичи Яромировы – таких хороших и на свете-то мало!»

Но беспокойство продолжало дёргать чувства. Она постаралась отогнать его… и сразу интуитивно ощутила, что не из-за замужества мысли такие странные в голову ей приходят, на ум ложатся, душу теребят.

«Вот дурёха! Знать, наслушалась я разговоров этих стариковских о русалках да кикиморах, небылиц всяких. Оттого и ёкает сердечко». Но ей снова, как в светлице, сделалось не по себе. И она оглянулась вокруг. А и бледно-голубое небо над озером, и солнышко в вышине, и величавость тёмно-зелёных елей – всё дышало таким покоем и умиротворённостью, что Злате сделалось даже немного стыдно за все свои страхи и тревоги.

« Конечно, дурёха. Радоваться надо всему: и замужеству, и празднику вековому, и небу, и озеру, и солнцу! Посмотри, посмотри сама, как хорошо-то здесь!» – она подскочила с травы, запрокинула вверх голову и, раскинув руки, закружилась. Остановилась, глубоко вдохнула аромат лесной и звонко рассмеялась. Смех её тотчас над озером разнёсся, а лес переливчатым эхом отозвался. Настроение её изменилось: ушла тревога и внутренняя настороженность.

«Посидеть бы ещё, помечтать», – посмотрела она вокруг с тёплой улыбкой.

Но на смену прежним чувствам уже пришла радостная озабоченность тем, что происходило в её жизни сейчас.

«Чай, обыскались уж меня подружки. Надо в деревню возвращаться. Вон и солнышко на закат пошло – пора идти обряжаться», – заторопилась Злата и, чуть пройдя по бережку, ещё раз бросила взгляд на тихую воду.

«Пора», – снова поторопила она себя и, войдя в лес, поспешила в сторону деревни…

В избе её поджидали подруги. Они набросились с расспросами: где была, да почему одна – им ничего не сказала.

Злата шутливо отмахнулась и напомнила, что пора им обязанности свои выполнять – к обряду её готовить.

– Ну конечно, теперь-то торопить нас станешь. А сама-то где шастала? – не удержалась от нравоучения Властелина.

– Властя, хватит тебе руководить! Пришла же Златка. Времени у нас ещё целый воз и маленькая тележка! Угомонись! – Матрёна, как всегда смешливо, дёрнула подругу за рукав. – Мало ли какие секреты у нашей «русалочки» могут быть! Давай, Злата, – обернулась она к подруге, – доставай рубаху «русальную» и садись вот на лавку – будем тебя справлять.

Злата никак не отреагировала на выговор Властелины. Она лишь тихо улыбнулась, и согласно кивнув Матрёне, подошла к сундуку, что стоял в углу светлицы, подняла его крышку и достала белую просторную рубаху.

– Вот. В самый раз. До п о лу. …А венок-то не забыли? – спохватилась она.

– Не забыли – самый большой для тебя выбрали – Тихомира сплела. Иди, садись.

Властелина указала на лавку.

– Счас, токмо в рубаху обряжусь. Погодите, подруженьки.

– Рубаху потом наденешь. Сначала косу надо расплести да волосы расчесать, – снова строго указала на лавку Властелина.

– Ох, и строга! Тебе бы деревней нашей править, Властя – всех бы выстроила! как есть! – опять не выдержала смешливая Матрёна.

Но, как всегда, подруга даже глазом в её сторону не повела, только остальные девушки заулыбались и переглянулись, понимающе.

Так за разговорами подруги справили Злате русалочий наряд.

– Златка, ну ты как есть – самая настоящая русалка. Даже глазищи – вона как мерцают! Аж мерещиться что-то начинает!

Матрёна развернула Злату за плечи, оглядывая со всех сторон.