Антон Кара - Универсариум

Старик делал медленные шаги в центре круга. Он старался посмотреть в глаза каждому.

Это действительно умный хрен.

– Я всегда говорю и не устаю повторять, что вера важнее всего. Вера сломает все преграды на вашем пути. Вера!.. – воскликнул он, – приведет вас к счастью. В механизме Вселенной вера выступает способом. Это великое по силе средство притяжения к себе созданного в сознании образа желаемого. Именно наши желания возбуждают сигналы во Вселенную. Наши желания и наши страхи. Ведь страхи и пробужденные ими переживания тоже запускают волны притяжения. Поэтому бояться – глупо! Страх только навлекает на вас то, от чего вы так рьяно пытаетесь скрыться. По этой же причине не запечатлевайте ваши желания со словом «не», как, например, «я не хочу заболеть», ведь таким образом в сознании создается вектор, не преобразовывающий эту форму в «я хочу быть здоровым», а исключающий ту самую частицу «не». Даже люди подсознательно не распознают слова «не», когда получают призыв к действию, а принимают как активное лишь ключевое слово, которое в изначальном смысле фактически отрицается. Так же и со Вселенной. Не будьте против чего-то, а будьте за что-то. Формулируйте ваши желания конкретнее.

Иногда я бросал взгляд на аквариум, около которого расхаживал профессор. Меня впечатлила эта модель Вселенной. Нужно будет поставить такой Универсариум у меня в кабинете. Но я, пожалуй, все-таки заброшу в него какую-нибудь симпатичную рыбку. Пусть меня радует.

– Чтобы желание счастья гравитировало сильнее и эффективнее, преобразуйте ваши «хочу быть счастливым», «хочу быть богатым», «хочу быть чемпионом» в «я решил быть счастливым» и так далее. Примите внутреннее безоговорочное решение, что вы достигнете поставленной цели. И желайте ее достижения. И стремитесь к ней. И верьте, что достигнете ее.

Венгров остановился. Похоже, он закончил свое выступление. Интересно, зазвучат ли сейчас аплодисменты?

Но вдруг он снова заговорил:

– Представьте человека, который проснулся утром с улыбкой. Он радовался новому дню. Причем без какой-либо особенной причины. Просто был благодарен за то, что имеет, за всё прекрасное, важное, что окружает его в жизни. Он источал добрые мысли и эмоции. Словно предвкушал что-то хорошее. В ответ на голос его души материальный мир изменился вокруг него. И знаете как?

Абсолютная тишина.

– Он нашел ваш кошелек.

Приятный дружеский смех раскатился по залу. Полина мило захихикала и посмотрела на мою улыбку. Вот теперь и ты смотришь на мой рот. Смотри.

– Большинство людей подчиняет свой духовный мир окружающему их материальному миру, – сказал Венгров. – Не делайте этого. Подчините весь окружающий мир вашему духовному… Приятного вечера.

В рядах возникли торопливые разговорчики. Круг неожиданно быстро рассредоточился на небольшие компании по всей площади зала.

Венгров мгновенно растворился в этой толпе.

Я поискал глазами профессора, но так и не увидел его. Он куда-то незаметно исчез.

– Тебе понравилось? – спросила Полина.

– Ты себе даже не представляешь как, – ошеломленно выдал я.

– Представляю, – шепнула она и состроила кокетливо глазки.

Кажется, у меня с ней всё наклевывается. Конечно, мне пока не верилось, что когда я отвезу ее домой, она пригласит меня войти и распробовать с ней чашечку чая с печеньками. Но то, что ледяная стена между нами заметно подтаяла, было ощутимо. Я дождусь, когда растопятся эти толщи, и шагну навстречу огромному внутреннему миру и великолепному внешнему оформлению моей принцессы.

Появилась негромкая приятная музычка. Несколько окружных секций люстры погасло, создав уютный полумрак. Никто никуда не расходился. Будто открылась вторая часть тусовки. Диваны и кресла заполнились уставшими стоять. Официанты продолжили усердно блюсти, чтобы никто не был обделен напитками. Все болтали, словно родственники на свадьбе.

Я задержал свой взгляд на одном человеке лет пятидесяти, который, судя по его артистической мимике и активной жестикуляции в беседе, находился в веселом расположении духа и никак не навлекал на себя подозрение, что он большой человек в финансовом мире. А еще он первый и пока единственный «Человек эпохи» по версии именитого журнала «Кардинал». Но ходили слухи, что он и является его тайным основателем.

– Увидел кого-то? – поинтересовалась Полина, заметив, что я глазею на незаурядного гостя.

– Да не то чтобы… Это Соловьев. Председатель правления «ЛотБанка».

– Ты знаешь его?

– Только визуально. Он очень влиятельный чело…

– Хочешь, познакомлю? – снова неожиданный вопрос. В тот момент я и сам не знал, как ответить. И не успел. Она взяла меня за руку и повела.

Соловьев был одет в светло-синий костюм. Две верхние пуговицы белой рубашки были расстегнуты. Теменное облысение было скрыто зачесанными невыпадающими волосами. С его мужественного лица не сходила улыбка, пока он что-то задорно втирал своему собеседнику, словно травил пошлые анекдоты.

– Здравствуйте, Анатолий Васильевич.

– Добрый вечер, Полина, – Соловьев отвлекся от своего слушателя.

– Хочу вам представить моего друга. Это Эдуард. Я оставлю вас ненадолго.

В эту секунду я с опаской бросил безрадостный взгляд на Полину. Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, только ненадолго. Я так боюсь тебя потерять. Кажется, она прочла тревогу в моих глазах и успокаивающе моргнула, вспорхнув игривыми ресницами, в знак того, что «Не переживай. Я никуда не денусь. Тебе еще везти меня домой». И она увела с собой соловьевского приятеля.

– Здравствуйте, – я вытянул руку.

– Привет, – бодро и чрезмерно дружелюбно сказал Соловьев. Он был пьян так, как я бы на его месте за руль не сел. – Меня Толик зовут, – крепко пожал мне руку.

Когда бы я раньше мог представить, что самый из самов – Соловьев – будет мне Толиком представляться? Для абсолютного большинства он недосягаемая фигура. Им выстроена такая мощная система финансово-кредитных учреждений, которой неважно, есть ли на рынке конкуренты. Он является почетным гражданином города. Лауреатом бесчисленных премий за вклад в развитие бизнеса. И непросыхающим алкашом.

Я скромно произнес:

– Эдик.

– Ты тут в первый раз? Не видел раньше.

– Да. Глубокие мысли я здесь обнаружил.

– Глубокие? – он сделал удивленно-недовольное лицо. – Да это истина из всех истин. Вот когда ты это поймешь, тогда ты… ты… ну не знаю, седеть начнешь, будешь как Венгров, – тут он захохотал смешком анашиста.

Я увел взгляд от него. Посмотрел на часы. Было девять с чем-то.

– Пойми, дружище, – Соловьев обхватил меня рукой за шею. – Бабло – ничто. Всё, что можно потрогать, – ничто, если этого нельзя почувствовать внутри… Внутри-и-и… там, где сладко, – он сделал мечтательное лицо. Потом судорожно причмокнул и вновь повернулся ко мне. – Ты поймешь это, Эдик. Рано или поздно.