Андрей Другой - Сон в руку. НекроПоэтизм

Но не прошлым нужно Жить…
И опускаюсь…
Я на землю грешную с небес,
и в вечерней луже отражаюсь,
но не я уже…
А мой фамильный бес…

Тот, кто понял всю тщету страданий,
в равномерном будничном пути,
тот, кто бродит, словно призрак, между зданий,
и не знает, куда дальше бы пойти…

Возвращаюсь, закурив трилистник юга,
улыбаюсь, и присев на край скамьи,
до меня доходит…
Пусть и туго…
Нереальность расторжения семьи…

Не заметил смены времени тех суток,
пытаясь обелить отдельный миг,
– прошла пора воров и проституток…
Вдруг упал я и безжизненно поник…

«Жизнь – не Жизнь, и Сон – не Сон!»
– Кричим мы в унисон…
Все молчат, услышав крик,
а извне – смертельный лик,
в каждом есть, ведь каждый глуп,
– ждёт со ржавой косой труп…
Что ни день – новый покос,
– остров скорби в море слёз…
Косит ржавая коса,
раздвигая небеса,
и ложаться в землю те,
незаметно кто к черте,
к той, к последней подошёл,
оглянулся и взошёл,
на свой личный эшафот,
– труп довольно руки трёт…
Время бьёт точно в мишень,
человек и его тень…
Придёт день, а может, ночь,
– кто – то потеряет дочь,
иль трагично сын умрёт,
– под машину попадёт…
У всех собственный удел,
вряд ли много кто успел,
в жизни, что таит упрёк,
– «добру молодцу урок…»
Всё спокойно, внешне мир,
где – то траур, где – то пир,
– равномерен ряд полос,
белых, чёрных…
Но покос,
руки со ржавою косой,
представляет: жёлтый гной,
деревянных стен кошмар,
(то червям бесценный дар…)
бесполезность всех идей,
коли власть отдали ей…
Дрожь в руках, бескровность губ,
– ждёт с ухмылкой старый труп…
Но не надо век дрожать,
– на всех чёрная печать…
В списках жертвенных имён,
справедлив и честен Он,
– кто взирает сверху вниз,
и не шутка, не каприз,
правит случаем для нас,
– то продуманный баланс,
мать – природы…
Кто отец?
Явно скоро мой конец…
Ведь не даром труп с косой,
по пятам идёт за мной…

Солнца зайцы сквозь квадраты,
ржавых прутьев на окошке,
крутят па с животным матом,
под ноги, попавшей кошки…
Знать судьба… Опять больница…
Запах хлорки по углам…
Я пишу ещё страницу
про палаты, вонь и хлам…
Хлам моральный… Как – же, как – же…
Здесь отбросы всех мастей,
– глаз сомкнёшь, откроешь – кража…
Твоих собственных вещей…
Всё лечение на уколах,
да таблетки дают пить…
Выпускают лишь «здоровых»,
тех, кто здраво решил жить…
Только вряд ли быть такому,
– разум, всё ж, возьмёт своё,
и недавнему «живому»,
нужно ждать только Её…
В белом саване, с косою,
из глазниц струится страх…
Для неё ты «никакой»
станешь в собственных же Снах…
Но и Сны не могут вечно,
Пробуждать в мозгу кошмар,
сил упадок, человечность…
Вот и Ты уже столь стар…
Телом стар Ты, но не Чувством,
и эмоциями зря
Ты бросаешься в искусство,
забыв дни календаря…
Что то, я слегка отвлёкся,
– ведь пишу стационар…
Вот… Удобней я улёгся,
продолжая мемуары…
Все проблемы в главном – в пище,
с нетерпеньем ждём родных,
за окошком ветер свищет,
что не в радость для больных…
Приютились наркоманы,
алкаши нашли приют…
Друг у друга по карманам,
беззастенчиво снуют…
Я сейчас один в палате,
пациенты кто куда…
С пол – района места хватит,
чтобы разместить сюда…
Это просто выходные,
вот и нет здесь суеты…
Всё – равно придут родные,
привнося тепло Любви…
А пока тоска и скука,
заполняют мысли мне,
и с Единственной разлука,
больно бьёт по голове…
Скоро вечер… Значит, ужин…
Все, гуськом, пойдут в буфет,
ну а я, так как загружен,
лучше выйду в туалет…
Здесь зловоние и лужи,
главное – чтоб не сблевнуть…
Ну… Немного поднатужусь…
И скорее улизнуть…
Мда… Достойная больница…
Тем, кто дышит, колет, пьёт…
Нет в руках у них синицы,
а журавль унесёт…
В белом саване, с косою,
из глазниц струится страх…
Для неё ты «никакой»,
станешь в собственных же Снах…

В голове моей гроза,
солнце слепит мне глаза…
Я в больнице… Вновь один…
И во мне проснулся сплин… 9 9 «Сплин» (английское spleen от греческого splēn – буквально селезёнка) – хандра, депрессия (состояние, которое прежде объясняли заболеванием селезёнки).
Смёл преграды перед скукой,
стал пугать чуланным букой,
отразился от сознанья,
– вообщем, справился с заданием…
И теперь я вновь один,
жду депрессий острый клин,
тот, что клином вышибают
и, ошибочно считают,
что Бессонница и боли
не играют важной роли…
Вдруг, из замкнутого круга,
меня вывела подруга,
– тёплым солнечным деньком,
прогулялись мы вдвоём…
И заснул английский сплин,
друг уехал… Я один…
Солнце спряталось за крышу…
Равномерно грудь задышит,
в такт дыханию… Во Сне…
– То подруга Снилась мне…
«С ней одной сидим в обнимку,
растопив обиды льдинку…»
Друг уехал… Я один…
Жду, степенно, смен картин…
Только серых стен окрас,
впечатляет, чинно, нас…
Тех, кто явно по здоровью,
клетки печени чьи, с кровью,
все смешались в день, где шприц,
потерял контроль границ…
С лицом, цвета, прям лимона,
жду другого почтальона,
кто среди тупых невежд,
оправдает слой надежд…
Желтизной блестят зрачки,
словно нацепил очки,
у которых центр оправы,
разлагается отравой…
Разгул мысленной тоски,
враз прервал визит родни…
Мама – это всегда мама,
то любима, то упряма…
Привезла поесть,
попить,
о болезни говорить
стали мы неторопливо…
И ушла… Опять тоскливо…
Вновь хандра летит кругами,
вперёд вынести ногами,
словно хочет гепатит…
Организм мой победит…
Снова встречусь я с друзьями,
Жизнь и Смерть – не за горами…

Неужто Жизнь есть в темноте,
на дне и в сумерках скитаний,
в глубинах гнева, в слепоте,
в тиши и в вое причитаний?

Её там нет…
Зачем же рвать,
цветы идиллии заветной,
нарушив Сон прекрасный ждать,
стонать и плакать безответно?

Бессонной ночью, лунный свет,
отчертит тусклый силуэт,
и на снегу оставив след,
исчезнет на десяток лет…

Промозглым утром, невзначай,
рука заварит крепкий чай, и губы, прошептав: «Встречай»,
добавят с грустью: «Не скучай…»