Виктор Песиголовец - День Святого Соловья. Трагикомедия

– Оно так, – согласился Кукуйко, присаживаясь на табурет у стола. – Рюмку подай, Лизонька!

Выпив сто граммов и перекусив, дед отчалил на ферму, где занимал ответственную и калымную должность старшего фуражира.

Пришлепав, забрел в первый от села коровник. Там возле своей группы уже управлялась Валька Замумурка – молодка-разводяга, которая как-то на гулянке, раззадорившись, подмигнула Луке. Баба она была осанистая, дородная и свежая, что тебе кровь с молоком. Старый еще тогда положил на нее глаз, но все выжидал, размышляя, на какой же козе к ней подъехать. Теперь вот, в это утро, решился – пора брать быка за рога!

Кроме Вальки, в коровнике не было еще никого.

Склонившись, она возилась с доильным аппаратом. Лука тихо подкрался сзади и обхватил молодку своими лапищами.

– Ой! – взвизгнула она и от неожиданности подпрыгнула.

– Не боись, красавица! Это я! – хрипло рассмеялся старик, пытаясь просунуть руку под Валькину фуфайку.

– Не балуйтесь, Игнатьич! – задорно хохотнула молодка, отступая на шаг.

– Дай чуток подержаться! – сдавленно промямлил Лука и начал лапать ее сквозь толстые гамаши за задницу. – Что тебе, жалко?

– Куды?! Нельзя! – прикрикнула ошалевшая от такого напора Валька.

Старик вдруг неровно задышал, засопел, порывисто поглаживая ее крутые бедра.

– Валенька… Ох, Валенька… – он ухватил ее за руку и потянул к охапке соломы, под грязную стену коровника. – Я тебе и силоса домой завезу, и зерна пару мешков…

– Игнатьич, да вы спятили! – опять прикрикнула молодка.

Но Кукуйко не унимался.

– Красавица моя! – хрипел он, шаря руками под ее фуфайкой.

– Нельзя же, говорю вам! У меня критические дни! – она уже начинала сердиться.

– Ну, может, все-таки как-нибудь? – заканючил дед.

– Не-а! – решительно замотала головой женщина.

– Ну, хоть поцелую дай! – и приник липким ртом к ее теплым губам, заелозил по ним языком, одновременно просовывая руку под резинку гамаш.

– Игнатьич! Ох, прыткий какой! – завопила оторопевшая бабенка, но он уже проник под гамаши и начал поглаживать низ ее живота.

Она с силой оттолкнула Луку. Взглянула на него не то с опаской, не то с осуждением.

– Игнатьич, ну как вам не совестно? Вам же, кажись, уже под семьдесят, а туда же…

Он хлопнул себя в тощую грудь ладонью:

– Эх, Валечка! Да разве ж такая как ты не распалит? Попробуй вот, что ты со мной сделала, – старик проворно схватил женщину за руку, потянул и приставил ее ладонь к своему паху. – Пощупай! Разбудила ты моего орла.

Хохоча, Валька отошла от Луки. Подхватила с бидона тряпку, присела возле пестрой коровки и принялась вытирать ей вымя.

– Зоренька моя, ну, дай хоть поглажу! – никак не мог успокоиться Кукуйко и лихо, как молодой жеребчик, подскочил к девахе.

– Да нельзя! – отрубила она уже грубо. – Отстаньте! Привезите лучше соломы на подстилку скотине.

Лука что-то недовольно промычал, махнул рукой рассержено и пошел запрягать Карого и Спикера. Но потом вдруг передумал и направился к стойлу кобылы Губернаторши.

Водитель первого класса Степка Барбацуца по привычке проснулся ни свет, ни заря. Хотя можно было безмятежно поспать, ведь на работу идти не нужно – он взял на три дня отгул, дабы как следует подготовиться к предстоящей в субботу свадьбе. Избранница его – Натали – писаная красавица, между прочим, инженерша и единственная дочь зажиточных родителей – пожелала, чтобы нареченный эти три дня неотлучно находился при ней. Зачем? Она пояснила так: «Женихи за несколько дней до регистрации брака, бывает, настолько теряют голову от счастья, что сбегают». В общем, бабья блажь.

Степка валялся на широком ложе в роскошно обставленной спальне их двухкомнатной квартиры в центре Мурдянска, которую, кстати, оставила его невесте бабушка, вовремя отдав Богу душу. А Натали в это время сидела на пуфике перед трюмо. Она одновременно делала три дела: расчесывала свои пышные белокурые локоны, протирала лицо лосьоном и (уже, наверное, в сотый раз) расписывала порядок посадки гостей за столом на свадьбе.

Так продолжалось довольно долго. Степка уже начал скучать и подумывал, не подремать ли еще, как вдруг зазвонил телефон. Натали подняла трубку и недовольно буркнула:

– Алле! – затем повернулась к жениху: – Тебя!

Он сполз с высокой кровати, сладко потянулся и рявкнул в трубку:

– Слушаю!

– Барбацуца? Не спишь? – послышался густой бас заместителя начальника автопредприятия Дерипаски. – Выручай, брат!

– А че случилось-то, Ефимыч? – разыгрывая раздражение, поинтересовался Степка.

– Нужно срочно оттарабанить в Новозаводск цистерну с вином. Она со вчерашнего дня на территории АТП стоит. Кроме тебя, некому.

– А Колька Крупин? – удивился Барбацуца. – Он же должен был ехать…

– Вчера не получилось отправить. А сегодня Николай что-то прихворал, – пояснил Дерипаска. И уже почти приказным тоном произнес: – Давай, не задерживайся! Вино уже к обеду должно находиться у получателя в Новозаводске.

Степка бросил трубку на рычаг аппарата и, пожав плечами, виновато произнес:

– Нужно везти цистерну в Новозаводск…

– Вот суки! И здесь нашли! – по-змеиному прошипела Натали, с подозрением и недовольством поглядывая на жениха. – Послал бы их на фиг!

– Нельзя! – покачал головой Барбацуца. – Мне же там работать. Да и машину новую обещали…

Его невеста только люто стукнула кулаком о кулак и, что-то мыча, пошлепала на кухню готовить кофе и бутерброды.

Степка ухмыльнулся ей вслед. Он, конечно, мог отбрыкаться, сказал бы, например, что уже принял на грудь, но зачем? Глупо ведь потерять возможность улизнуть на целый день из-под чересчур уютного крылышка будущей женушки.

Барбацуца быстро собрался, быстро похлебал кофейку. Затем, потупив взор, чмокнул Натали в сморщенный от досады носик и выскочил за порог квартиры.

– Смотри, чтобы к шести вечера был дома! – бросила ему вдогонку невеста. – Мои родители придут!

В семь тридцать синий МАЗ с грязно-зеленой цистерной уже несся пустынной трассой, оставив позади мутные огни курортного города Мурдянска.

С неба сыпался мелкий снежок, стелилась под колесами поземка. Небо, как лист холодной стали, тяжело висело над заснеженной пахотой полей и чахлыми всходами озимых. «К вечеру и дороги замести может», – равнодушно подумал Барбацуца, вглядываясь в черно-белый пунктир трассы.

Рядом на сидении грузно развалился Дерипаска и безмятежно посапывал. Его большая седеющая голова качалась из стороны в сторону, как маятник. Степан бросил взгляд на заместителя начальника и невольно улыбнулся: этот симпатичный, добродушный толстячок всю жизнь, наверное, только и занимался тем, что спал да гонял чаи. И чего ему вздумалось тащиться сегодня в Новозаводск, что за нужда такая возникла? Сидел бы себе в своем ободранном, но теплом кабинетике и хлебал бы чаек. Но, видать, приспичило. Может, купить чего надо – в Новозаводске ведь базары куда как побогаче мурдянских.