Любовь Сушко - Восставший из пепла. Князья и воины

Завершилась трапеза, в гридне было тихо, слуги улеглись, а она все ждала и ждала его появления, и стала понимать, что ждала его напрасно. Потом и светать стало. Михаил так и не появился. В том, что он любил жену и был верен ей, она сомневалась, не из такого теста князь слеплен. В том, что у него есть наложница, не сомневалась, но тем более интересно эту ночку с кем-то другим провести. А может он и вовсе ни на что не годится? В том, что князь мог оказаться разборчив, и она не привлекала его совсем, она даже и не подумала. Она поднялась и отправилась на двор. Она вскочила на коня и решила, что не станет иметь дел с таким князем. Да и что за дела, если они не скреплены постелью. Не станет она ждать, пока он просто использует ее и выбросит.

Любава понимала, что ничего у нее не получается. Месть так и останется неосуществленной. А от этого было погано на душе. И хотя ослепительно светило солнце, ей показалось, что тьма сгущается, и лучше заблудиться в этой тьме.

Михаил отправил тайного посланника к Дмитрию, и велел говорить о том, что он сбежал от князя, предал всех, кого знал и любил. Потому тот стал говорить о союзе с московским князем.

– Ты должен убедить его в том, что все так и есть, наша Тверь окажется свободна, только если этот юнец поверит тебе. Если этого не случится – пиши пропало, – говорил он медленно и сердито.

До конца князь не мог доверять этому человеку, он и себе-то не всегда доверял, что о других говорить, но другого выхода у него не оставалось. Он оставался у себя и ждал. Хотелось понять, что ответит князь, к граду которого подходят то одни, то другие полки. Но если тот неожиданно выступит, то удержать его будет невозможно.

Но когда посланник уже исчез, князь взбесился, от мысли, что человек, недавно пленивший его, теперь готов на него обрушиться, будет выслушивать речи от предавшего его, пусть и мнимо, хотя все мнимое может отказаться реальным в один миг. Но разве он готов вступить в свою с тем, кто и жизнь его в грош не ставит. Он понимал своих предков, готовых скорее умереть, чем до такого дойти. А с другой стороны, пополнит он их ряды, может и святым его со временем сделают. Но это ему ничего не даст. Кроме бесславия и вечного позора. Но чем в таких тисках жить, лучше было вовсе не родиться. Был бы он пахарем, и трудился бы от рассвета до заката и горя не знал. А так что, снова плен или сражение. И люди его не сильно расстроятся, если заберут его в темницу. И возможно они даже ждут и не дождутся Дмитрия, который им больше пообещает, чем он сам. Да и Владимира он не покинет, а от них далеко будет, это тоже в его пользу играет, они получат большую волю. Всем хорошо, кроме него самого окажется.

Чем дальше думал о том князь, тем больше понимал, что мешает не только московскому князю, но и татарскому хану, и своим холопам мешает тоже. Такой вот жестокой оказалась и его судьба. Неприкаянность, грусть, одиночество – вот все, что в этом мире ему оставалось.

Почему – то вспомнилась усмешка Дмитрия, когда тот пожаловал к ним в Москву. Это была самодовольная усмешка победителя, от нее никуда не деться. И тот стоял бессильным и несчастным. Но ведь Москва – это то место, где был убит купец Кучка, и Юрий туда пришел, чтобы расправиться с ним, и земли для нового града забрать, это место было полито кровью, а потому проклято. Если Москва возвыситься над всеми древними городами, как ей того пророчат, то не пережить им всем такого кошмара. Навсегда Окаянным останется этот князь. Так видел грядущее князь Михаил. Не то, чтобы ему этого хотелось, но он знал, что так будет. Потому ни Ростов, ни Тверь, ни другие древние и крупные княжества, даже ни Владимир сам не должны подчиняться Москве, они будут стоять до последнего. Ведь худшую судьбу они выбрать не смогут.

Михаил решил действовать. Как бы хороши не были его помыслы, пока они не подкреплены делами, он не может останавливаться. Взор его был направлен к вечному противнику сначала Киева, потом Москвы – Рязанскому князю – кажется, все его предки появлялись в этом мире исключительно для того, чтобы противостоять столичным князьям. Может быть потому Батый, который лучше всех знал русичей, пошел первым делом на Рязань, и спалил город дотла. Вот и ему следовало бы туда сначала отправиться.

Но предположить не мог Михаил, что в отличие от своего предшественника, и Мамай свой взор обратил к Олегу Рязанскому после долгих колебаний и выбора. Он плохо знал русских князей. Он считал, что должен взять в союзники Олега Рязанского.

Князь тот пока молчал, он очень удивился, когда к нему пожаловали посланцы от Тверского князя и от самого Мамая почти одновременно. Ему оставалось только постараться угадать, что надо и тем, и другим, и кому из них следовало больше доверять.

Пока князь Олег думал и гадал, но так ничего придумать и не смог, ждал он знака, но не было видений и предчувствий. И советников хороших тоже не было.

После своей пламенной речи Дмитрий удалился в Боброком. Тот в последнее время был с ним повсюду, считался его первым советником. Он знал, что тот вряд ли будет доволен тем, что услышал, и с ним и с митрополитом надо будет поговорить отдельно.

Митрополит, как донесли Дмитрию, успел услышать перебежчика от тверского князя, порадовался, что тот кажется, собирается все уладить мирным путем. Об этом он начал разговаривать с князем.

– Я не верю этому, – отрезал Дмитрий, – он только тянет время, но тот, который в наших застенках сидел, и смерти в глаза смотрел, таковы как он все тверские князья, он ни за что не согласится быть с нами в союзе. Думаешь, если была бы надежда на это, то я бы отказался? Но не стоит надеяться напрасно, ничего такого не будет. Мы должны загнать его в угол, и показать, что мы не только пугать умеем.

Митрополит и сам знал, что князь прав. Только никак не решался он в том признаться. Он может брать в руки оружие и идти на врага своего. Возможно это последнее сражение, а после разгрома Мамая, никому и драться не придется, только это могло его немного утешить. Да слабым казалось утешение, разве дети Дмитрия и дети Михаила смогут, когда примириться? Значит один из городов, конечно, он думал о Твери, а не о Москве, придется сметать с лица земли, чтобы следа от него не осталось. Вот на том и закончился разговор с князем. Тишина казалась гробовой. И нужно принимать какое-то решение. Если они отступят, поверят, будут ждать невесть чего, значит все и закончится ничем, почему митрополит не понимает этого, отчего он так напряженно молчит.

Дмитрий вовсе не был уверен в своей правоте, но отступать он тоже не собирался.. Он готов был идти до конца, потом признать свои ошибки, но не бросить все, что замышлял сотворить.