Никита Немцев - (Апокалипсис всегда)

Будимир равнодушно плюнул вниз. Харчок летел так долго, что он успел почувствовать себя дедом (груз приключений навалился на спину).

– Ну всё равно – в вебкам Варю как-то жёстко отдавать… – проговорил он, следя как харчок теряется в Неве.

(– И тем не менее, ты это сделал.)

– Я что – совсем мудак?

(– Получается, что так.)

Он задумчиво глядел в чалящиеся по чёрной воде льдинки (на самом деле – Нева, конечно, была зелёная):

– Даже прошлое мне не принадлежит…

(– Если бы не этот контур и обусловленность им, тебя бы вообще не существовало… Ну то есть, грубо говоря, – я могу наслать на тебя рой саранчи, но не могу заставить отважно отмахиваться.)

– А почему не бабочек?

Будимир отлип от пронзительно-свежей Невы и пошёл дальше – под ногами мелькнули разводные зубья: он почему-то вдруг вспомнил:

– Ты ещё что-то про схему говорил… или про план?

(– А, это… Ну смотри. Всё что ты видишь – мои декорации, схема. Твои действия – её искажение. А сам я тут – так – мимоходом, в скобках: что-нибудь уточнить, поправить, если ты пропустил. Пока не обращусь к тебе.)

– А Волочай? А Варвара?

(– Они тоже искажают, но ты больше – потому что я тебе позволил. Да, и ещё: у нас тут правило прецедента работает. Так что всё сказанное создаёт прецедент и остаётся в структуре романа.)

– То есть – что скажу, то и есть?

(– Ты или я. Это похоже на башню, которая висит в воздухе и растёт сама из себя. Всё разворачивается прямо сейчас, и кроме «сейчас» ничего нет. Я это недавно понял.)

– А я когда читал Шопенгауэра…

(– Да ладно! Ты читал?)

– Было дело. – Будимир шмыгнул. – В индийской тюрьме.

(– Ну вот – видишь? Теперь ты его читал.)

– И так любой бред можно? Типа всё правда?

(– Если потом не выяснится обратное.)

Мост кончился – Будимир занёс уже ногу над заборчиком, чтобы перебегать.

(– Неужели ты не хочешь посмотреть сфинксов?)

Будимир завис:

– Да не особо.

(– Ты тут больше проходить не будешь, а значит, никогда их не увидишь! Это совсем рядом – за мост и по набережной.)

Будимир глянул на другую сторону: дом с обглоданными колоннами и памятник в мохнатом парике – не слишком увлекали его душу; он повернулся и перебежал – сразу шесть полос моста (машины просто встали и таращились).

– А я мог не пойти к этим сфинксам? – Будимир расстегнул рыжую куртку (солнце подпекало) – нараспашку.

(– Конечно. Но я устроил всё так, чтобы ты, скорее всего, пошёл.)

– Но если физического тела у меня нет, а вся свобода в том, как именно я разыграю ту или иную твою сценку, – то где, собственно, я?..

(– Не знаю. Я у мамы раз сто спрашивал.)

– А она?

(– Ну, что-то в духе: «Ты – Будимир и идёшь к Сиду играть в Сегу, и вообще не загоняйся, парень».)

– Миленько.

Напротив Репинской академии – в исполинских шапках-вазах, устроились сфинксы: они были просто огромны (лапы – расплющат в два счёта). Раскосые, хитрые, они всё узнали – и лежат теперь, в гляделки играют: улыбаются своими инопланетными губами (их загадочное величие порядком портила отбитая рожа одного из них).

Рядом побирался ряженый Пётр I. Туристов было не особо, так что со скуки он забил маленькую кукурузную трубочку:

– Зело хорош табачок! – И подмигнул Будимиру.

Не обращая внимания, тот спустился к мраморной зябкой лавочке: вода мочит нижние ступеньки, низкорослые домишки парадно тянутся, Исаакиевская макушка хочет почесаться.

Будимир глянул на сфинкса (снизу), глянул на Неву (всю в зубьях):

– Встряли вы, парни… – проговорил.

Потом поднялся, перебежал дорогу, обогнул Репинку, напыщенную колоннами и помпой, – и двинулся по Пятой линии.

– А ты не думал о моральной стороне? – спросил Будимир.

(– В смысле?)

– Ну, что это не очень-то красиво людей из букв лепить, а потом над этим мучиться заставлять? Что не всем эти жёлтые дома нравятся?

За решёткой справа разостлался целый сад: и маленькие люди за мольбертами – безмятежные.

(– Думал.)

– И что придумал?

(– Написать об этом роман.)

С католическим кивком блеснула башня Андреевского собора (православного), покатился голый бульвар без листьев – острый, костлявый. Будимир перешёл дорогу и остановился у дома с круглым уголком:

– Ну. И где следующая сцена?

(– Чуть дальше. Третья арка слева, внутренний двор, четвёртый этаж.)

Будимир шёл: на скамейке – бабушка в резиновых сапогах читает, по тротуару – девушка на самокате едет (Будимир смутно догадывался, что это одна и та же женщина) – шёл мимо бисквитного дома со сказочной башней и шпилькой. Вдруг, слева показалась нужная арка, Будимир нырнул – первый жёлтый колодец, второй жёлтый колодец – и увидел над забитой в угол парадной – белое граффити: «Твоё».

– Ой, спасибочки! – едко бросил Будимир, ныряя в открытую дверь, и побежал по ступенькам.

(– Злиться-то зачем?)

                      ЧШМ

   Если ты зол или обижен –

   Дух времени от тебя убежит.

     Бабангида

– «Сегу» не люблю просто.

Он поднялся ещё три пролёта. Звонок не успел даже крякнуть нормально, как Будимиру открыл – в очках, трениках и футболке с Тимуром Муцураевым: тощий как сухожилие, пророчески небритый, с пухлыми губами – Сид.

(Когда-то он был юристом, курьером, библиотекарем, продавцом-консультантом, слушал постпанк (сейчас-то как нормальный рэпер на пособие по инвалидности живёт): с Будимиром они познакомились ещё в дурке – от армии косили.)

– Салам! – сказал он.

Последовало сложное пацанское приветствие: кулачком в кулачок, потом один сверху, другой сверху, сбоку, сбоку – и только тогда дать краба.

Повесив рокерскую куртку, Будимир взялся за шнурки.

– Чё-кого? – Сид стоял одним плечом в косяк.

– Гегеля читаю, – пробухтел Будимир (на ногах оказались берцы).

– А. Я как-то хотел на его текста́ пару тречков сделать, но мне биты не понравились.

– Как должен был называться альбом? – Будимир разогнулся и пнул ненавистные ботинки в угол.

– Kant Pidór. Лучший альбомчик у MC Беломора был бы.

(Вообще Сида Лёней зовут, но в рэпе у него что-то восемьдесят пять псевдонимов: у каждого свой паблик, свой стиль, своё мировоззрение: MC Беломор, никто́то, шЭйдЕр ПуСТоТ, NотаBене, Воплощение Игры, Jo3eph H1tler, Tat Twam Asya, Красный Худак, Манда 777, IBLIS Расторгуев, смертомордая псина, ВУЛЬГАРНЫЕ БУДДИСТЫ, Метадон Кихот – и это только те, у которых больше десяти подписчиков.

А Сидом он стал как-то случайно – никто даже не помнил, как.)

– Лёнь! Это курьер? – раздалось из кухни бытово́.

– Нет, мам! Мироныч в гости залетел.

(Сиду тридцать три года.)

– Только я бы в туалет сначала, – промямлил Будимир. – Это… куда?

– Первая дверь налево. Чё как неродной? – Сид хлопнул его по плечу.