Ани Лагина - «Кровью, сердцем и умом…». Сергей Есенин: поэт и женщины

Известный мемуарист писал о Сергее Есенине: «О понравившейся ему женщине говорил: « Я о неё поцарапался…». Царапины эти у него скоро заживали…».

В «Частной жизни Сергея Есенина» В. и К. Ткаченко пишут: «Сергей Есенин был любвеобильным великим русским поэтом… У поэта было трое детей от разных жен – два сына и дочь (так у Ткаченко; на самом деле детей было четверо – три сына и дочь: Юрий у Изрядновой, Татьяна и Константин у Райх, Александр у Вольпин – А.Л.) … Он был очень ревнив, ласков и нежен со своими женщинами… Есенин хотел от женщин всего – ласки, нежности, заботы, устройства домашнего очага, детей… В семейных делах у поэта не было простой житейской мудрости… В делах житейских, в любви Есенин пребывал в состоянии «не от мира сего». Его страстное увлечение той или иной женщиной разбивалось об его поэтическую натуру лирика, выражавшуюся в непосредственности и искренности . Именно поэтому женщины, способные относиться к нему как к ребёнку, становились его жёнами.

Ближе всех к пониманию Есенина как человека и поэта подошла Галя Бениславская, которая долгие годы его любила, поддерживала, обеспечивала жильём… В одном из своих писем Есенин отказался от любви Гали Бениславской, написав ей, что она похожа на мужчину. Но это не остановило её любви к нему… Отношение к женщинам у Есенина менялось на протяжении всей его жизни…». (Ткаченко В., Ткаченко К. Частная жизнь Сергея Есенина // Электронная книга).

Где есть любовь, там рано или поздно может проснуться ненависть.

Стихи о любви, написанные в последние годы жизни поэта, проникнуты презрением ко всякого рода неправде в человеческих отношениях, к женскому лукавству, к любви без тепла. Поэт осуждает «напоенную ласкою ложь», не приемлет женщин «легкодумных, лживых и пустых». Мечта о чистой любви, о «хорошей» девушке «с глазами васильковыми» была одним из сквозных мотивов лирики Есенина:

Этот же мотив звучит и в стихотворении «Свищет ветер, серебряный ветер…». В последние годы мечта поэта о жизни и любви, «как будто в начале», трансформировалась в идеал жизнетворящего чувства:

Константиновская «амазонка» Лидия Кашина, справа – Ниночка, дочь Кашиной

В 1995 году из Константинова друзья привезли мне информационный сборник с публикациями членов Есенинского общества «Радуница». «Королева у плетня» – бросилось в глаза заглавие одной из статей. Автор Николай Чистяков пишет: «Исследователи-есениноведы давно заметили: те женщины, что не поддались обаянию (и притязаниям) поэта, нашли в себе мужество сказать: «Нет», – становились объектами его восторженного поклонения. Каждой из них он посвятил великолепнейшие поэтические циклы: Августе Миклашевской – «Любовь хулигана», Шаганэ Тальян – «Персидские мотивы». Но была ещё одна, третья (точнее сказать, первая), которую в своё время не заметили исследователи, хотя о ней рассказал сам поэт:

(Чистяков Н. Королева у плетня // Радуница: Информационный сборник. – Рязань. – 1995).

В сентябре 1924 года Сергей Есенин пишет в стихотворении «Сукин сын»:

«Выплыли годы из мрака», и вспомнилась «девушка в белом», для которой был «пёс почтальон». В декабре 1924 года Есенин начинает работу над поэмой «Анна Снегина». Под пером поэта рождается пленительный образ «девушки в белой накидке». Чуть позже, в стихотворении «Мой путь» он вновь признается:

Нет сомнения, во всех трёх произведениях речь идёт об одной девушке, первой любви поэта.

«В пятнадцать лет», «нам по шестнадцать лет» – это 1910 – 1911 годы, время учения в Спас-Клепиковской второклассной учительской школе. Кто же она, «девушка в белой накидке», первая любовь поэта? Было время, когда есениноведы на этот вопрос отвечали – Лидия Кашина. Да, пятнадцатилетний Есенин мог любоваться помещицей Кашиной, когда она в синей амазонке скакала на коне, мог провожать её восхищённым взглядом. Но могла ли Лидия Ивановна, пусть и очень молодая, но замужняя женщина, мать двоих детей, стоять у деревенской калитки с безвестным пятнадцатилетним пареньком? И мог ли впоследствии Есенин такую женщину называть «девушкой», «девчонкой»? Скорее всего, в это время юный поэт встречался у калитки совсем с другой – с Анной Сардановской.

«Каждая строчка его говорит о чём-то конкретном, имевшем место в его жизни. Всё – вплоть до имён, которые он называет, вплоть до предметов», – это свидетельствует Софья Виноградская, писательница, которая была знакома с Есениным и хорошо знала его быт, взаимоотношения с другими людьми». (Кошечкин С. П. «Весенней гулкой ранью…» – М.: ДЛ. – 1984. – С.198).

Итак, «вплоть до имён». В жизни – Анна Сардановская, в поэме – Анна Снегина (имена одинаковы, фамилии начинаются с буквы «С»). Почему же в весенней поэме о первой любви героиня имеет холодную «зимнюю» фамилию? Сто́ит только вспомнить строки из стихотворения «Сукин сын» о «пробуждённом в сердце мае» и дорисовать картину: тёплый вечер, калитка, цветущая черёмуха сыплет белым снегом на кудри юного поэта, на белую накидку его подруги, – как всё становится на свои места. Этот «снег» вызывает в памяти ещё одно стихотворение Есенина «Сыплет черёмуха снегом…»:

«Черёмуховая метель», символ вечной чистоты первого чувства, бушевала и в годы моей юности. Не в подражание Есенину, а как дыхание, рождались строки: