Павел Тиккоев - Муть. Из брючного блокнота

– Может быть, всё-таки что-нибудь пояснишь? – прервал тишину Максим Устинович.

– Они с приятелем уже хотели ехать домой, а этот – забыла, как его зовут – начал делать им замечания… в грубой и оскорбительной форме, – неожиданно сказала Лариса Яновна.

– Тебе-то откуда это известно? – Максим Устинович перевёл взгляд на жену.

– Я, в отличие от тебя, интересуюсь делами сына.

– Вот давай только не будем снова начинать… Извини. Я хочу узнать подробности у Олега. Мне это совсем небезразлично… У меня голова крýгом идёт… Выборы! А тут такое… Завтра весь город будет говорить… Да поймите вы оба, что если я не обеспечу результата, то у вас обоих ничего больше не будет… потому что меня просто уйдут… Репутация! Мне сейчас как воздух необходима репутация!.. Оле… сын, я очень тебя прошу… хоть на время веди себя соответственно моему положению… Я вот как раз сейчас начал готовить твою будущую учёбу за границей. Сегодня же дам поручение Ковалю организовать твою учёбу и проживание в Чехии… – на слове “Чехии”, Олег открыл глаза и, оттопырив нижнюю губу, презрительно посмотрел на отца; это привело Максима Устиновича в лёгкое замешательство, он выпрямился в кресле, сложил ладони на стол, на секунду задумался и добавил. – Или в Канаде.

– Ни в какую Канаду, а тем более в Чехию я не поеду. Зачем позориться? Меня друзья засмеют. Ты сам-то разве этого не понимаешь? – Олег исподлобья, с ненавистью смотрел на отца.

– А ты считаешь, что в МГУ будет лучше? Хорошо, давай решим так, – миролюбиво, но с явной издёвкой произнёс Максим Устинович.

– Учиться я буду либо в Англии, либо в Штатах… или нигде! – на последнем слове Олег поставил твёрдую точку и презрительно отвернулся от отца в сторону Ларисы Яновны.

– Тогда добро пожаловать в армию! – гадко бросил Максим Устинович и, встав из-за стола, начал нервно приглаживать волосы.

– Ни о какой армии не может быть и речи! Ты вообще думаешь, что ты говоришь?! Неужели можно до такой степени не любить своего сына?! – Лариса Яновна театрально достала из-под манжета платья ослепительно белый платочек и промокнула им свои сухие, искрящиеся гневом глаза.

– А он, по-твоему, заслужил право получить столь дорогое и престижное образование?! – сильно повысил голос Максим Устинович. – Ты посмотри на его комнату!.. А этот его образ жизни и его образ мыслей! Ты глянь хотя бы на то, что он устроил сегодня!.. И ты сама во многом в этом виновата! Я… как раб на галерах тружусь день и ночь, чтобы… – Максим Устинович набрал полную грудь воздуха, чтобы выбросить его с набором оскорблений, но не смог исполнить этого своего заветного желания, потому что на него взирали смеющиеся глаза жены и сына.

– Вот, посмотри Олег на своего отца, который действительно не реже одного раза в месяц плавает на галерах. С кем ты там в паре загребаешь по волнам? – Лариса Яновна сменила смеющиеся глаза и тон на угрожающие и продолжила. – Но это твои заботы и… твои рабские обязанности. Можешь продолжать в том же духе. Мы с сыном всё решим сами. Я, а не ты!.. переговорю с Леонтием о том, где следует подыскать Олегу достойную квартиру… У меня есть ещё один знакомый – известный врач-психотерапевт. Он тоже что-то понимает в этих делах… в отличие от тебя. Посоветуюсь и с ним тоже… От тебя требуется только одно – оплачивать расходы! И ты будешь это делать!!! – Лариса Яновна встала с дивана и, не мигая, смотрела на мужа.

– Делайте, как знаете! – отрезал Максим Устинович и энергично направился к выходу из кабинета, но у двери он резко остановился, развернулся и, недобро посмотрев на жену, тихо с угрозой произнёс. – Но имейте ввиду: если вашими… вот этими фортелями вы навредите моей репутации… мне ничего не останется как… будете жить в этом гадюшнике! – Максим Устинович сделал круговое движение головой. – И в этом сраном городе… Ты меня знаешь! – глаза его инстинктивно сверкнули кровожадностью, и он, невнятно причитая, вышел из комнаты.

«Да уж, я тебя знаю. Я тебя так давно знаю. И как же я жалею теперь о том, что тогда давно-давно впервые тебя узнала…».

– Мать, я спать, – перебил горькие воспоминания Ларисы Яновны голос Олега. – Итак устал как собака, а ещё и эти два раздолбая учительствовать надумали, – последние слова прозвучали уже из холла перед кабинетом.

Лариса Яновна безысходно опустилась на диван, закопала глаза в набухшие тоской веки, но сквозь ресницы всё-таки начали просачиваться крупные капли слёз. Они падали на кожу рук, сложенных одна на другую и обжигали нахлынувшими в сознание воспоминаниями…

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живёт…

А.С. Пушкин

Сколько Лариса себя помнила, она всегда себя стеснялась. В школе она стеснялась своей полноты, которая наградила и её лицо, и ноги, но при этом, не обратив должного внимания на её грудь.

После поступления в институт к этому добавилось ещё и стеснение за то, что она была дочерью большого партийного начальника.

Выйдя замуж на пятом курсе института, она стеснялась друзей и знакомых, потому что её муж – высокий спортивный красавец, а она на его фоне – просто пухлая дурнушка, непонятно зачем находящаяся с этим «покорителем дамских сердец». Тогда, чтобы не чувствовать этого дискомфорта, Лариса нежно, но непреклонно завершила отношения со всеми приятелями и друзьями семьи, правда при этом она во многом утратила и совместные вечера с мужем. «Пусть делает карьеру» – решила она и смирилась с одиночеством.

Когда пришло время новых принципов и деловых людей, она стыдливо стеснялась своего мужа, который кардинально поменяв свои взгляды, пересел из кресла обкома партии в не менее уважаемое кресло областной администрации и немедленно принялся клеймить и обвинять во всех грехах «маразматические идеи основоположников марксизма-ленинизма». Но более всего она теперь стеснялась приятелей и соратников своего отца, которые в недавнем прошлом “активно двигали вверх” «молодого и очень перспективного товарища, преданного идее безусловных преимуществ социализма».

А когда её муж что-то там не очень аккуратно приватизировал, она стала стесняться своих сослуживцев по проектному институту, которые постоянно обсуждали на работе «эту воровскую прихватизацию» и недвусмысленно поглядывали на Ларису Яновну. Тогда они с мужем впервые сильно повздорили, и через месяц семейных баталий Лариса Яновна уволилась с работы. Правда, к тому времени Максим Устинович уже выгодно избавился от приватизированного, потому как должен был сильно продвинуться по службе. И продвинулся, а у Ларисы Яновны появился очень любезный помощник по всем хозяйственным вопросам – «Леонтийчик», как она нередко стала про себя называть Коваля.