Рахиль Гуревич - Тайный покупатель

− Что-то ты на вручении дипломов не был.

− В библиотеке сидел, − наврал я.

− Ну получи у секретаря диплом.

− Виктор Александрович! А в аспирантуру остаться? – плаксивым голоском промямлил я.

Декан удивлённо посмотрел на меня поверх очков в очень дорогой оправе и зашипел в том смысле, что я мало времени уделял науке в последнее время. Я ответил, что как раз в последнее время я уделял науке всё своё время. И дальше буду только учиться, больше не стану подрабатывать.

− Подработка барыгой, − декан так и сказал «барыгой»! − Антоний Павлович, не делает из молодого специалиста профессионала.

− Подработка барыгой, Виктор Александрович, даёт деньги на общежитие.

− И на автошколу тоже, − огрызнулся декан.

− Я смотрю: вы в курсе моих дел. Сами, что ли, с извозчиком?

− Топай давай, магистр хренов, − декан был зол как семь волков, он не любил шутки насчёт своей бэхи шестой модели. Декан уважал старые машины, это было его хобби – немец шестой модели мохнатых годов стоила дороже современных. По слухам у декана на даче стояла ещё «чайка». Ну икс-шесть у декана тоже имелась – такой вот коммунизм на отдельно взятом факультете.

− Угораю с вашего словаря.

− Угорай, угорай, скриптор, − бросил он мне в спину презрительно.

Я так и думал. Без Староверова не обходится ни одна неприятность. Да уж… Судя по ненависти ко мне, «Скрипстория» процветает. Мама рассказывала: перья скрипят, скрипторий начал окупаться, в последний мой приезд мама сообщила, что скрипторий окупился и если я не выйду к ним после магистратуры, мне найдут замену. «Я буду просто счастлив, мама. Отстанете вы от меня хотя бы, как замену найдут», − нервничал я. Но мама ответила, что она передаёт то, что «просит папа» – только и всего. «Спасибо, мама. Я не хочу о нём слышать, не хочу!»

В общем, Виктор Александрович обдал презрением. Все наши профессоришки удавятся, а не пустят тебя на преподавательскую деятельность (не дай бог их переплюнет молодой аспирант), обогащение не простят. «Наверное декану нужна какая-нибудь ещё старинная тачка, а Староверов его не взял», − не без злорадства решил я. И почему это декан уверен, что я работаю со Староверовым? Но откуда им знать о моём конфликте со Староверовым? Неужели Староверов наврал им? Неужели он, как и все люди, делает вид, что всё замечательно – невозмутимую мину при плохой игре.

Ситуация складывалась в общем-то плачевная. И скажу по секрету, когда я расписался в таблице, получил диплом магистра и вышел прочь из универа, слёзы просто хлынули на асфальт. Я ещё час петлял, просушиваясь и проветриваясь, прежде чем зайти в общежитие – у коменданта глаз-алмаз. Из своей комнаты я позвонил в главный офис моей единственной работы, тот попросил записаться на завтра к нему на приём. Я так и сделал – мне оставалось обитать в этой комнате всего день.

− Значит, не быть тебе аспирантом? – директор был сегодня в косухе.

− Не знаю. Может позже, спустя год, снова попрошусь.

− За год вряд ли что-то изменится.

− Не знаю, Валерий Яковлевич (я конечно же посмотрел, как его зовут и пустился в распространённые разглагольствования, почти нытьё о том, как меня прокатили с аспирантурой). − Сейчас чего только не случается. Мама в колледже работает, так там такие пертурбации за последние годы, каких за предыдущие полсотни лет не случилось.

− Так что ты намерен делать? – ой, снова… будто слышу голос Староверова. В принципе, правильный вопрос, деловой, удивительно ещё, что он столько меня слушал.

− Сегодня уезжаю домой.

− Да. И я продолжаю прошлый разговор. Думаю поставить тебя на главную точку в Мирошеве.

− То есть? По проходимости главную?

− Ну да. Управляющим салона. Смогём?

− Начальником? – испугался я, вспомнив нашего озабоченного управляющего, который радовался как ребёнок, что его пригласили на корпоратив, а нас с Оксаной нет.

− Ну сложно сказать… У нас начальники-то разные. Ну скажем, ответственным за город. Город-то маленький?

− В принципе да, небольшой.

− Четыре салона там у нас. Два салона и три можно сказать точки. У тебя будет отдельная комната с видом на вечернее солнце.

Я улыбнулся:

− Значит, на вокзале?

− Да. В ТРЦ привокзальном.

− Смогём, Валерий Яковлевич! – ответил я, а сам подумал: это ж меня все знакомые увидят, но всё-таки я управляющий, начальник и связь всем всегда нужна, симки и услуги, да и аксессуары.

− Чудненько. – Я заметил: он часто вставлял ласкательные суффиксы, это так топ-менеджеры втираются в доверие к простому народу, чтобы выжить из них по максимуму.

Он встал, вышел из-за стола и пожал мне руку:

− Ну и хватка у тебя, Антоний!

− Так военные сборы.

− Я думал, боксом занимаешься.

− Не. Я на скейтборде.

− Странное увлечение, но как и я, возишь душу, а не тело. Завтра во второй половине дня тебя ждут в нашем Мирошевском офисе.

− В ТРЦ?

− Нет, я тебе скажу адрес.

− Это у моста что ли, второй салон?

− Да… − директор посмотрел в карты. – У моста, у переезда.

− Понятно.

− Надеюсь на тебя Антоний. Верю, что конкурентов ты обскачешь. И вообще далеко пойдёшь.

Насчёт «далеко пойдёшь» − директор явно погорячился. Это было сказано неискренне, он даже не стал это скрывать, быстро нажал кнопку, чтобы вошёл следующий посетитель. Я же ретировался.

Не буду подробно рассказывать, как пролетел ещё один год. Вы чекаете: каждый раз рассказываю не подробно, а уже полтос страничек накатал… Я заматерел, оброс ненужными знакомствами, научился напускать на себя радушный вид при виде бывших одноклассников и одношкольников. Некоторые успели обзавестись семейством и детьми и почти каждый не преминул поинтересоваться: где сейчас Староверов, как он и что. Его все помнили и, как я заметил, уважали, и скучали. Да и я по нему скучал, злость на него почему-то улетучилась, по-прежнему страдал от того, что меня любили из практических целей, воспитывали и обучали, нацеливая на успех бизнеса.

Салон с визуальной и «зазывальной» рекламой на самом проходном месте – на первом этаже ТРЦ у входа, недалеко от вокзала. Я проводил обучения и тренинги, я выписывал штрафы и увольнял, я проводил расследования, когда вдруг появлялись большие недостачи, я хитрил, просматривал камеры как заправский секьюрити (да! я видел на экранах все точки сети в городе), все жалобы стекались в наш салон, я уничтожал своим интеллектом скандалистов-клиентов, я научился улыбаться всегда и забывать тут же о решённой проблеме, оставляя в голове только нерешённые; я разговаривал с центром, общался иногда и с поставщиками − я был вершителем судеб в своём зале – я зазнался и реально считал этот зал своим. Я ловил на себе взгляды умопомрачительных девушек больше похожих на леопардш, а не на покупательниц, и почему-то совершенно одинаковых на лицо, на фигуру, на весь образ, включая сумочки и сумки, рюкзаки и рюкзачочки, серёжки и колечки, татухи и пирсинг, причёски и шапочки, ногти и ногточки. Они даже телефоны брали одной версии и все как один манерно расписывались в договоре коряво: на бумаге оставались совсем не эстетичные росчерки с претензией на апломб. Они шлифовали свой внешний вид, но забывали напрочь о мозгах, а ведь письмо связано с интеллектом, почерк может рассказать о человек многое, недаром в стольких детективах описывается графологическая экспертиза. Я мечтал о машине, но весь год ездил на работу на маршрутке или на скейте, в нашем городе это удобнее, чем в Москве, хоть и опасно в смысле разных кочек и выщерблен. В Москве в метро мой скейт постоянно тыкался в ноги вокруг стоящих и сидящих, те недовольно пялились, а один возбуждённый как-то полез на мой скейт, отдубасив его ногами.