Северин Виноградский - Сны и кошмары фермера Сведенборга

О, Лондон! – проникнутое дождями и меланхолией сердце великой империи – ты обладал могучей энергией, заставлявшей вздрагивать континенты. Твои контрасты, уничижающие одних людей до нищеты и поднимающие иных до учёных и поэтов, до сих пор отзываются во мне зримыми картинами.

Я нахожусь в убеждении, что существует другой Лондон, духовный близнец знакомого мне города – светлый и величественный, он сделан руками Ангелов по столь совершенным лекалам, которых, к сожалению, не может воспроизвести запятнанный пороками человеческий род. Если волею Господа мне доведётся оказаться в небесном Лондоне, я бы многое отдал, чтоб овладеть наукой изготовления устройств для точного измерения вещей мира духовного. Даже находясь тут, в высших сферах бытия, я склонен считать, что разум дарован человеку для постижения тайн Господних. Не для того ли я нахожусь на ферме в образе человека молодого, дабы, избавившись от гордыни, вновь сесть на скамью учеников и постичь мудрость в новом качестве?

Обучение в Гимназиуме происходит в виде беседы, где увенчанные бородами мужи готовят начинающих цикл в отрочестве фермеров к воссоединению с Эгрегором посредством описания мыслимых им эпох. Из объяснений собратьев узнал я о временах, следующих за принадлежащей моей памяти эпохе Ре-Элласа. Две Луны назад братья Карлос и Даниил поведали мне о эпохе Деймос-Индастриал, где люди совершили много ужасных деяний, не поддающихся пока моему разумению, ибо в сравнении с ними иной раз меркнут видения Апокалипсиса. Это было время торжества необузданного научного знания, которое, подобно страшному пожару, объяло все человечество и вызвало две самые большие и беспощадные войны, что помнила история. Ни один дикий зверь не бывал столь жесток и беспощаден, как человек, способный искусно управлять силами природы, но потерявший связь своего духа с Божественным промыслом.

Не менее страшна и эпоха Пипл-Мора, сведения о которой обрывочны, и понятно мне лишь, что в эти времена была потеряна власть человека над творениями собственных рук. Отмечу, что в наблюдаемом мною сообществе ни один фермер не был порождением той эпохи, и постигаться она может лишь при контакте в Дазайне.

Помнится, в Ре-Элласе, за мной по пятам ходила слава сумасшедшего, отчего несмотря на подаренную королевой благородную фамилию и почётную должность коллежского асессора, свои труды об устройстве небесного мира мне приходилось публиковать за границей под вымышленными именами. Теперь же я по-прежнему утвержден в мысли, что многочисленные дни, проведенные в моём загородном доме и полученные откровения, не были игрой воображения, или, как утверждали некоторые профаны, – душевной болезнью. Человек действительно существует в материальном и духовном мире одновременно. Господь не лишал своё творение блага, но ответственность самого человека в том, чтобы не потерять этой связи с высшей силой – источником живого и разумного.

Признаюсь, меня вводит в смущение то обстоятельство, что мыслимая в Дазайне история человечества рассматривается поверхностно, словно вопрос первопричины всего существующего не может должным образом быть изучен фермерским сообществом. Мои бородатые собратья утверждены во мнении, что постижение вещей метафизических происходит в Дазайне, ибо Эгрегор – существо, связывающее ферму и мыслимые им миры. На мой вопрос, существуют ли другие, подобные нашему сообщества, я получил ответы, погрузившие меня в раздумья. Эгрегор – единственное доступное человеку проявление Высшего Разума, и не следует искать ответов, как и инструментов достижения Гармонии за пределами фермы, ибо все необходимое распределено на её территории и имеет центр в Дазайне, который я посещу, как только на лице моём отрастёт борода. Я никогда не носил её в земной жизни по той причине, что в обществе, которому я имел честь принадлежать, гладкий подбородок не являлся признаком духовной незрелости. Наблюдая за наставниками в Гимназиуме, мне приходит на ум подобие фермерского обличья образам ветхозаветных патриархов. Если провидение распорядилось, чтобы члены сообщества выглядели подобным образом, то и мой подбородок не познает лезвия бритвы. Однажды, после одного из занятий, когда я спускался по горной тропе, меня догнал брат Эремит, вопросив, может ли составить компанию на моём пути к жилищу? Я любезно согласился. Наставник Эремит дружески положил мне руку на плечи и произнёс такие слова: «Брат Сведенборг, я наблюдал за тобой во время занятий и заметил, что впал ты в смущение. Я вижу человека пытливого, чей взор не скользит по поверхности, но пытается проникнуть в суть предметов. Подобно музыканту, ищущему с помощью камертона эталон звука, ты стремишься понять истинное звучание предмета твоего внимания как отражение предмета идеального. То, что наверху, подобно тому, что внизу – сие загадочное знание, порождённое, как говорят, жрецами эпохи Та-Кемет, смутило немало великих умов, с помощью воображения и научных опытов, пытавшихся постичь цельную картину мироздания. Друг мой, осмелюсь утверждать, что достойные уважения усилия, на которые достойные мужи тратили свои жизни, подобны усилиям Сизифа, толкающего камень в гору. Тебе знаком этот образ?»

Я молча кивнул, явственно представив наказанного богами царя, вынужденного целую вечность возносить камень на гору, и после его неминуемого падения вниз снова и снова повторять свой труд.

Брат Эремит продолжил свою речь:

«Предвижу твои возражения. Разве не через изучение Священного Писания постигается суть вещей? Объясню это так: каждой эпохе был дан свой язык познания. У обитателей эпох Романиума, Схоластиума, Эл-Охима и частично Ре-Элласа не было иного инструмента, столь же эффективного, как религия, для прикосновения к тайнам Вселенной – таковы уж мыслительные оболочки Эгрегора, заключившие людей в, эм-м, определённые условия. В Деймос-Индастриале же всё изменилось. Старый инструмент, которым человек старательно ваял образ Бога, стерся и устарел, а мрамор так и остался необъятным куском без формы. И новый человек вынужден был задать себе вопрос, должен ли он тратить свои силы, упираясь носом в камень, не стоит ли ему прекратить труд ваятеля и предпринять путешествие, отправившись прочь от глыбы, дабы увидеть гору, на которую до сих пор он нанёс лишь лёгкие царапины? Тут, на ферме, резец Праксителя заменен на мотыгу не случайно. Как бы это ни было тяжело осознавать, брат Сведенборг, но похоже, что опыт постижения Господней воли, установки с Ним связи, не может быть осуществлен тем же путём, коим учёный постигает науку. Сие понимание осуществляется стремительным броском, преодолевающим пороги рациональности и здравого смысла. Постижение Господа – это как первый полёт бабочки, которая ещё недавно была куколкой. Неглубокому уму, что видит лишь внешнюю сторону вещей, наша обитель может представляться тюрьмой, куда он попал, осужденный силами высшего порядка, в наказание за неправильную или преступную земную жизнь, но это не так. Господу, стремящемуся исправить случившиеся ошибки и сделать человека совершенным, вовсе не обязательно разделять высшую реальность на Рай и Ад. Возможно, для этого достаточно фермы?»