Галина Клюс - Красавчик Роб. Семейно-романтическая драма

Раиса Ивановна в ответ протяжно вздохнула и сокрушённо пожала плечами. Вполне возможно, что Ванька Ерохин – и есть главный виновник; у кого-кого, а у него точно была уважительная причина – держать против неё камень за пазухой.

Дело в том, что в этом году он приходил к ней просить взаймы семена, а она первый раз в жизни ему отказала, причём, в грубой форме. Что на неё вдруг нашло, она сама не знает. Просто высказала ему всё, что о нём думала: что он попрошайка и лежебока, на чужое всегда зарится, а долги не отдаёт, и что это ей в конце концов надоело. О, она отлично запомнила, как он, зловеще осклабясь, по-волчьи из-под нависших век сверкнул глазами, когда не солоно-хлебавши возвращался от неё.

Как бы там ни было, но в этой некрасивой истории хозяйку дома главным образом покоробила реакции со стороны некоторых односельчан. Если рассудить, что она им плохого сделала? Почему они не упускали случая позлорадствовать над ней, тыкнуть в неё пальцем лишний раз, заявляя, мол, поделом ей, выскочке. Вдобавок иные (подумать только) даже высказывались на тот счёт, что, Ивлиха, мол, сама себя подожгла ради пресловутой страховки.

Словом, почти никто не пожалел, не поддержал её в трудную минуту.

Вот разве лишь горбатый и неказистый, косноязычный мужичонка, по имени, либо по прозвищу – Михейка, (никто точно не знает), – третий год обитавший в доме у Ивлевых. У нас, в России, в деревнях, как, впрочем, и в городах, не перевелись ещё семьи, где на птичьих правах приживаются немного чудаковатые, а порой и вообще тронутые умом люди, невесть откуда взявшиеся, как правило, потерявшие собственный кров.

Обычно люди, греющиеся у чужого огня, по прихоти хозяев, их приютивших, играют в доме роль шутов, или полушутов.

Ивлевского же Михейку, – есть ли у него своя фамилия, никто не знает, – даром, что он к этой категории людей относится, назвать приживалом как-то не поворачивается язык. Он, между прочим, у Ивлевых свой хлеб отрабатывает довольно честно. Как запряжённый вол, он тащит на себе всю черновую работу в поле и дома.

Собственно, без устали пахать в доме Раисы Ивановны его никто не заставляет. Это исключительно его добровольный образ жизни. Но вот нюанс: несмотря на все его старания, всё же домочадцы смотрят на него словно незрячими глазами. Есть Михейка, нет Михейки – всем, не исключая хозяйки, абсолютно всё равно.

Работящий Михейка, как малое дитя, говорить толком не умеет, мычит только что-то невразумительное, да машет косматой головой. Впрочем, есть слова, которые он выговаривает довольно чётко и над которыми уже давно никто не смеётся, это его любимое выражение: «накось – выкуси». Поди разбери, какой смысл в них заложен и в чей конкретно адрес слова эти направлены.

Кстати, глядя на Михейку, совершенно невозможно было определить его точный возраст. Можно спокойно дать и сорок лет и все шестьдесят, ибо люди с подобной внешностью и положением, возраста, как правило, не имеют, и наш Михейка, конечно же, не исключение.

Зато этот самый безродный Михейка, представьте себе, отлично «наяривает», как говорят в народе, на своей видавшей виды гармошке – это, пожалуй, единственное его имущество, которое сохранилось, когда он поселился у Ивлевых. И на праздничных посиделках в Куконе наш герой, между прочим, вне конкуренции.

Так вот, если б не он, пожалуй, единственный человек, проявивший невероятную расторопность и необыкновенное рвение при тушении пожара, ох, как туго пришлось бы Раисе Ивановне. Гораздо туже, чем если б он не спасал их добро.

Именно этот чудаковатый мужик, почуяв неладное, самый первый подскочил с кровати. Впрочем, что тут удивительного, если он, как верный хозяйский пёс, привык всегда не спать, а лишь дремать. И если кто в ту памятную ночь был обязан ему жизнью, так это молоденький резвый жеребёнок, обитавший в своём сарайчике, что в нескольких метрах от амбара.

Михейка быстро вывел перепуганного насмерть малыша в безопасное место и тотчас же, не дожидаясь пожарных, и не обращая внимания на толпу зевак, принялся тушить огонь всем, что только попадалось под руку. Трудно сказать, сколько горящих досок с риском для своей жизни перетаскал он в ту ночь на своей горбатой спине. Он обливался потом, был весь в крови от непосильного труда, заработал сильные ожоги на руках и ногах, но, кроме его знаменательной фразы, невесть к кому обращённой: «накось – выкуси!», которую он то и дело торжествующе повторял, никто от него больше ничего не услышал.

Как бы там ни было, но всё сводилось к тому, что ребятам надо было во что бы то ни стало насовсем уезжать из этого Кукона, где Ивлевым односельчане то и дело подставляли палки в колёса. И тут впору задаться вопросом: почему выбран именно Санкт-Петербург? Нет, дело не только в его привлекательных размерах и перспективе тамошнего проживания. Так уж получилось, что Раиса Ивановна сама родом из этих мест и знает северную столицу как облупленную, во всяком случае до того, пока после неудачных браков она не перебралась в деревню.

Теперь на её малой Родине из родни остались две сестры, причём, далеко ещё не преклонного возраста. У этих сестёр, благо, что обе они по разным причинам были одинокие, Ивлева намерена была разместить близнецов и Роберта. Последнего – у Настасьи Ивановны, по той простой причине, что парень был просто-напросто её любимчиком; она вообще души в Роберте не чаяла, и нередко в деревню в его адрес от неё летели дорогие подарки.

Итак, за Роберта Раиса Ивановна была совершенно спокойна: под неусыпным оком её любимой старшей сестрицы он всегда будет сыт и иметь крышу над головой, а там, глядишь, и карьеру блестящую построит.

Близнецов, согласно уговору, согласилась опекать её младшая сестра Ольга Ивановна. Правда, в отличие от Настасьи она была, как бы правильно выразиться, несколько меркантильна. Без денег она ни в какую не соглашалась никому помогать, родня это, или не родня, будь это даже мать родная. Когда она на столь щекотливую тему прозрачно выразила своё мнение, Раиса Ивановна поспешила её успокоить, мол, своих детей она отрывает от себя вовсе не с пустыми руками.

Насчёт Лизы вопрос тоже не стоял ребром; она заранее договорилась, что жить дочка будет у своего отца – Петра Семёновича, с которым Ивлева, несмотря на прошлые обиды, сохранила добрые отношения.

Притом, ей было известно, что бывший её муж – сейчас достаточно обеспеченный человек, так что дочь не будет ему в тягость.

Тем более он сам и уже давно совершенно искренним тоном просил Раису Ивановну отпустить Лизу к нему погостить, но вот всё не было нужного момента, и, наконец, он наступил. Однако, хотя бывшие супруги в телефонном разговоре вроде бы и расставили все точки над «и» насчёт проживания Лизы, одна мысль Раисе всё-таки свербила мозг и, как назойливая муха, не давала покоя.