Галина Клюс - Красавчик Роб. Семейно-романтическая драма

Генерал Тихон Поликарпович Митрохин после каждого бокала с шампанским долго отдувался и покрякивал. Между тем его моложавая супруга, белокурая зеленоглазая особа с хищным взглядом, сражённая наповал красотой Роберта, всё время откровенно строила ему глазки.

И только хозяин, а не его жена, развлекал приезжих, как мог, знакомил их с разными достопримечательностями в доме. На первом этаже, например, весело бил фонтан, обдавая всех крупными брызгами, а рядом был со вкусом и по-современному отделанный, весь из белоснежных скульптур в виде забавных божков, бассейн.

Лизин отец сразу предложил нашим героям искупаться, но как Лиза, так и Роберт, сославшись на утомлённость, отказались. По правде говоря, они не могли прийти в себя от увиденного.

Про Лизину же мачеху, Лидию Петровну Прыхину, которая не раз ещё в нашем повествовании будет фигурировать, можно сказать, что она, как это ни странно, не выдавила из себя ни единого слова. Правда, она находилась тут же, но всё время как-то уж пренебрежительно посматривала на Лизу с братом, надменно щуря свои выпуклые белесоватые глаза и сжимая узкие змеевидные губы.

А поскольку автор считает, что внешность в человеке, будь он даже неадерталец, играет далеко не последнюю роль, а даже наоборот: каким-то образом влияет на характер, то не могу не отметить следующую деталь. Сравнивая наружность Петра Семёновича с наружностью его половины, можно смело сделать вывод, увы, не в пользу последней. Конечно, нельзя и палку перегибать, говоря, что эта пара – «красавец и чудовище».

Потому что у супруги Золотарёва ещё, между прочим, сохранились кое-какие остатки былой привлекательности, выражающиеся, во-первых, в густой копне чёрных волос, а, во-вторых, когда-то соблазнительных ямочках, а теперь просто впадинках на пухлых щеках.

Всё же Пётр Семёнович, как ни крути, со своей царской осанкой весьма затмевал супругу.

А теперь, пока Лиза отдыхает в специально отведённой для неё просторной с высокими потолками комнате, с огромным, последней модели телевизором на стене, с позволения читателей расскажу о том, какие страсти бушевали в данном доме до её приезда.

Сказать, что госпожа Прыхина расстроилась новостью на тот счёт, что к ним вдруг приезжает Лиза Ивлева, значит ничего не сказать. Для неё это было сродни кораблекрушению, жертвой коего она стала. Эта новость вначале ввела её в ступор, а затем она начала метать громы и молнии, с той лишь разницей, что гроза хотя бы на минуту смолкает, а Прыхина брюзжала, не зная устали.

Больше всего уже немолодую даму шокировало то, что эта, по её выражению, «деревенщина» приезжает не просто в гости, а вообще так сказать на неопределённое время, следовательно, сама она может запросто для Петра Семёновича отойти на задний план.

Конечно, она могла бы вместо пустого брюзжания, взять и пустить в ход куда более действенное оружие, то есть закатить истерику и пригрозить, что если что-то будет не по ней, то она бросится под машину или под поезд, или с моста грохнется прямо в речку.

Да вот беда, данные угрозы, актуальные для прошлых времён, сейчас на закалённого домашними перипетиями Петра Семёновича уже никак не действовали. Тем более, сейчас, в солидном возрасте, грозить мужу самоубийством – это как-то чересчур по-детски что ли.

А вот у самого Петра Семёновича, который раньше пребывал под башмаком у жены, к изумлению последней, наконец-то прорезался собственный голос. Он до того расхрабрился, что из его прежде покорных уст вырвались небрежные слова примерно о том, что если она не согласна, что Лиза будет жить здесь, то может убираться ко всем чертям.

В конце концов, заявил он, всё, в том числе коттедж со всеми его потрохами, куплено на его кровные деньги.

И как пощёчина прозвучали язвительные слова о том, что он, если она не пойдёт на уступки, может и сам покинуть этот дом. Пусть она живёт, как хочет. После этой мужниной угрозы Лидия Петровна была бледнее простыни, иными словами – ни жива, ни мертва.

Жить в одиночку, нет уж —извините, это не для неё. Ведь она живёт исключительно на мужнины деньги, на его не бедную адвокатскую практику. За душой у неё, увы, нет собственной и копейки. А теперь, у неё нет и того, чем раньше она мужа брала, – это, разумеется, волнующих женских чар. То есть она была весьма уязвима, как ахиллесова пята.

В глубине души Лидия Петровна прекрасно это понимала. Сейчас она была в полной материальной зависимости от супруга, или, как говорят в народе, сидела у него на шее, ибо после окончания медицинского института она ни одного дня нигде не работала. Если копнуть глубже, можно сказать, что эта женщина вообще была прирождённой белоручкой. С малых лет родители, – у неё отец и мать были мелкими торговцами, – внушали ей мысль, что самый хороший вуз – это удачно выйти замуж. А самая приличная партия для неё – богатый, пусть и с комплексами муж, который и будет содержать её до гроба.

Слова родителей дочка, как губка воду, добросовестно впитала в себя и после окончания медицинского института, в который она, к слову сказать, попала случайно, вместо работы стала лихорадочно искать претендента на руку и сердце. И тот был тут как тут. На вечеринке у подруги небольшого росточка Лидочка, с пухлыми щёчками и тогда ещё соблазнительными ямочками, без труда покорила молодого состоятельного, не лишённого обаяния адвоката Петра Семёновича Золотарёва. У него, правда, был единственный недостаток, заключающийся в том, что за плечами был один брак, от которого имелась дочь, но мадам Прыхина сей факт не посчитала серьёзным препятствием для осуществления своей цели.

Уже через три месяца после знакомства она припугнула своего кандидата, что, если он не возьмёт её срочно замуж, она тогда – «прямо головой в омут».

Таким образом и захомутали бедного Петра Семёновича. По правде говоря, из-за буйных припадков жены он давно бы уже разорвал эти ненавистные брачные цепи, но пришлось, скрепя сердце, нести этот крест.

Сейчас, хотя и отбушевали брачные страсти, единственной причиной, скрепляющей хлипкую связь между супругами, была совместная дочь Алиса, которая в настоящее время учится в туманном Альбионе.

Незаметно пролетела неделя, как Лиза обосновалась в доме у отца. Однажды в понедельник после обеда, когда она сидела в своей комнате, перечитывая Хемингуэя, к ней робко постучались.

Смущаясь, зашёл отец и, переминаясь с ноги на ногу, как ученик перед учительницей, протянул ей крупные купюры со словами:

– Вот тут, Лизонька, полмиллиона. Трать, куда хочешь. Конечно, это сущие пустяки, потом я тебе ещё дам…

Он сел с ней рядом на оранжевый кожаный диван, несмело взял её за руку, и лицо у него в этот момент было такое виноватое, точь-в —точь, как из Лизиного сна.