Светлана Осипова - Девчонка с Восточной улицы

Соображаем, что лагеря здесь появились задолго до войны и фашистского опыта. А может это они у нас перенимали опыт? Страшные мысли: ведь это наш дом, наша страна.

Наконец, снег прекращается, остаётся дождь. Мы совсем закоченели, но надо, всё-таки, собирать образцы, второй раз сюда идти – немыслимо, да и дело к осени, погода не улучшит свои проявления.

Разделились на две группы. Мы с Германом обшариваем соседний склон и распадок. Здесь большая площадь россыпи касситеритов, и нам много работы. Коля и Толя идут в распадок за строениями (слово "дом" здесь невозможно больше произнести). Что там – не знаем, им придётся определяться самим.

Мы постепенно продвигаемся к краю бывшего рудника, работа закончена. Ждём ребят, вжавшись в какое-то заглубление между камнями. Тут Гера снимает шарф и укутывает мою шею. Я сопротивляюсь, я уже обижена, и мне не нужны благодеяния.

– Я не мог видеть, как тебе холодно, ужасно хотел прижать тебя к себе, согреть. Если бы я только дотронулся до тебя… Я бы не удержался.

Господи! Как школьник! Молчу. Я не совсем понимаю, почему надо бояться сделать добро. Особенно в такой ситуации. Думать о том, чтобы кто-нибудь что-нибудь не подумал. Чушь какая-то.

Опять острая ледяная крупа. Ребят не видно, им идти через перевал в этой ледяной пурге. Наконец-то показались на склоне. Подходят, улыбаются радостно и хитро, глядя на мою укутанную шею. Вылезаем из укрытия и направляемся к дому. Колет в лицо льдинками, но всё же к дому идти веселее. Спустились в долину – ветер поменьше, дождь безо льда. Мокрые насквозь. Вот и дорога. Иду впереди. Ноги – автомат, хлюп-хлюп, мысли далеко. Ловлю себя на том, что не хочу никуда идти, хочу лечь и спать, хоть в луже. Усилие: ноги – автомат, хлюп-хлюп. Всё равно хочу спать! Выходим к посёлку на трассе. И . . . наша машина ждёт. Какие молодцы! Скорее в лагерь. В сухое. В тепло печурки.

Поели. Сижу в палатке, потрескивают дрова, дрожит пламя свечи, дождь стучит по палатке, он уже не страшен, только лёгкий ритм убаюкивающей мелодии. Вера подкладывает дрова, что-то напевает, уговаривает спать, не дожидаясь её. Мне завтра надо рано ехать за продуктами в посёлок, километрах в 80 по дороге. Блаженное тепло обволакивает меня сладким сном.

К утру дождь утихает, хотя не проходит совсем, моросит. Все занимаются своими делами. Я с шофёром еду в посёлок. Кто-то идёт в недалёкий маршрут, кого-то мы подвозим вперёд по дороге. В посёлке купили хлеба, конской тушёнки, фасоль в банках, крупу, муку. Вернулись. Сварила ужин из конской тушёнки, она оказалась вкусной. Сижу у костра, жду ребят. Исаак оставался в лагере.

Подсаживается ко мне.

– Веточка! (это он так же, как Вера стал меня так звать) Ты, знаешь, я должен тебе кое-что рассказать.

Мой взгляд заменяет вопрос.

– Ты не женщина Германа. Ты не спишь с ним в одной палатке и вообще работаешь со всеми. Никаких поблажек.

– А почему я должна ею быть? И с чего, вдруг, ты со мной об этом говоришь?

– Я думал о тебе так и должен за это извиниться, хотя ты об этом не знала. Понимаешь, Герман должен был ехать начальником партии. Но тут в наше подразделение перевели Серёжу, и его указали, как желательного начальника. Наш главный мог бы побороться за Германа, но ему это могло дорого обойтись. А тут приходится обидеть Германа, который совсем этого не заслужил, мало того, он предложил этот метод обследования здесь использовать. Тогда мы с главным позвали Германа и попросили пойти нам навстречу. Герман согласился и предложил своих знакомых в качестве рабочих. Ну на тебе, конечно, споткнулись, женщины у нас только геологи ездят, а рабочим . . . Ну в общем, отдел кадров сказал – нет. Тут Герман взвился: "Меня тут что, за младшего дворника держат? Или я и она, или я никуда не поеду. И вообще уйду из института!" Такие выступления, конечно, не приветствуются, но ведь мы чувствуем, что обидели его. Тогда главный и говорит: "Ну, если Герман не может без женщины ехать, так и быть, пусть берёт её." Вот так всё и решилось.

– Ничего себе – вывод! Теперь мне понятно, почему ты так на меня смотрел при нашем первом знакомстве! (и почему Герман боится хоть что-нибудь проявить, даже простую человеческую доброту, подумала я про себя). И вообще понятно, какому стечению обстоятельств мы обязаны этой поездкой. Хотя мне не кажется, что кто-то об этом жалеет.

– Да что ты! Такой группы у нас никогда и не было. У вас ни склок, ни скандалов, ни претензий. И уж не драк, что при долгих полевых работах часто бывает. Я у вас тут отогреваюсь, какая-то тёплая обстановка, и разговоры у костра, и песни, и мата нет. Ты не обижаешься на меня? Мне это важно.

Я только улыбнулась, а он радостно засмеялся, побежал искать мне нечто мало-мальски похожее на цветок, принёс веточку с красными листьями.

Начали собираться ребята. Пора ужинать и спать. Работа здесь окончена. Завтра весь день приводим в порядок все записи, пакуем образцы. Послезавтра – новый переезд. В Омсукчан. Как и думали, 5-го сентября, день рождения Германа, проведём в дороге.

Утром собираемся, грузим на машину всё, включая печурки. Выезжаем на дорогу, едем в сторону океана. Примерно 180 километров по дороге. Дорога поднимается выше и выше.

Омсукчанский хребет. Места вокруг явно суровеют. Лиственничные леса редеют, огромные площади горелого леса. Тёмно-зелёные пятна кедровника сменяются зелёно-коричневой массой берёзового стланика. Вскоре пейзаж очищается от излишеств. Вокруг только коричнево-серый, переходящий в синеву камень. И сопки, сопки, сопки:

. . . "Аллах на шайтана был шибко зол . . ."

Чуть в стороне от дороги одинокий обелиск, почти сливается с окружающими камнями. На обелиске дата – 14 июля, это тот самый геолог, о котором говорил Герман. Да, здесь попасть летом в снегопад – даже костёр не из чего разжечь, ни одной палки.

Машина пыхтит, ползёт с натугой. Когда же кончится этот бесконечный тягун. Мы клюем носом, воздух сильно разрежен и вокруг утомительное серое однообразие. А как там шофёр? Его пытается разговорить Серёжа. Наконец, мы на перевале, машина останавливается. Выходим передохнуть. Мы с Верой идём налево от машины, ребята – направо. Дальше дорога чуть спускается и долго идёт по хребтику сросшихся сопок. Наконец – Омсукчан. В городе почти не задерживаемся. Отъезжаем к северу, на берег ручья, рядом с бывшим рудником Хатарен у ручья с тем же названием. Отсюда около 100 км до океана.

Очень симпатичная поляна в кедровом перелеске на мысу, образуемом ручьём. Ручей довольно широкий, неглубокий, вода переливается на камешках и перекатах. Такой уютный уголок для пикника, на первый взгляд. А на второй – осень уже завладела лесом, а это значит, нам придётся круто.

Мы с Верой снова в нашей палатке с печуркой.