Юлия Ряжко - Дыши громче

Тем временем, нашу школу покинуло уже три учителя. А ведь еще только первая четверть закончилась. Учительница английского уволилась сразу раньше после первой зарплаты. Она была так шокирована этими грошами, которые ей перевели, что тут же написала заявление, и никакие увещевания подождать хотя бы конца четверти не помогли. Большинство моих коллег считало ее поступок дурным. Но я знала, что у нее на попечении ребенок, и прокормить его на такие деньги не представлялось возможным. Так что я ее понимала и не осуждала. Не она виновата в том, что такое вот отношение сейчас к учителям. К тому же, я знала, что на собеседование ей обещали совсем другую заработную плату, а значит, её вели в заблуждение. А другие две учительницы все-таки дождались конца четверти и ушли, так как нашли более высокооплачиваемую работу. И конечно, на их место не спешили новые учителя. Так что у администрации были поводы волноваться. Еще одно заявление, и их ждала бы неминуемая проверка из министерства. Так что они прощупывали почту у всех учителей, а особенно у новеньких. Поэтому я не удивилась, когда, зайдя в кабинет, завуч спросила у меня:

– Как Ваше настроение, Елизавета Владимировна?

Не очень хорошее.

– А что случилось?

– Очень устаю, да и нервы сдают.

– Конечно, у нас сложная работа. Нужно отдавать всю себя. И часто приходится жертвовать для этого личной жизнью. Я, например, развелась с мужем из-за работы. И не только я, но и многие учителя.

Я ничего не ответила. Мне показалось странным, что она старается убедить меня остаться, приводя такие примеры. Это меня нисколько не вдохновляло.

Я шла домой и думала над её словами. Кто такой учитель не как профессионал, а как обычный человек? Какой образ чаще всплывает в уме? Обычно замученного, вымотанного, уставшего человека, который выполняют свою работу из чувства долга или чувства безысходности. И это совершенно неправильно. Но у нас в школе были учителя, которые были наполнены каким-то внутренним светом, мы всегда шли на их уроки с радостью. Наверное, они были настоящими педагогами, но главное – они были счастливыми людьми. У них была хорошая семья, дети, они умели радоваться жизни. Вот таким педагогом я бы и хотела стать. Но пока к этому не было никаких предпосылок.

Нам дано так мало времени. И оно так быстро проходит. И всё, что мы можем – это попытаться быть счастливыми. А по-настоящему счастливым человек может быть тогда, когда у него есть счастливая семья и когда он занимается своим, любимым делом. Тогда может сказать, что нашел себя. Когда-то я нашла себя в гимнастике, а теперь я на распутье. Я не знаю, чем я хочу заниматься, но точно знаю, что быть учителем я не хочу.

Первая четверть прошла для меня очень трудно. Дети стали совсем неуправляемыми. Урок проходил примерно так: я начинала объяснять, поднимался шум, я ругалась и в конце концов давала самостоятельное задание. Иногда доходило до того, что вызывала завуча. Когда я еще сама училась в школе, у нас была учительница, которую мы частенько доставали. И часто она просто уходила. И мы не понимали в чем дело. А сейчас я так её понимала – когда перед тобой 34 подростка. Все они хотят тебе что-то доказать. И ты уже не можешь спокойно это выносить. Но я не срывалась – просто садилась за стол и давала задание.

Мама воспитывала меня так, что я никогда не срывалась на посторонних людях. Я просто не могла себе это позволить. Даже если внутри у меня все переворачивается, нужно сохранять внешнее спокойствие. Не орать, не грубить. Где-то я слышала, что это очень вредно – так всё копить в себе. Раньше я выплескивала все эти эмоции на тренировке. Но сейчас все изменилось. Больше не было моей отдушины. Я чувствовала, что мои душевные силы меня покидают. Я словно сосуд, который опустошается изо дня в день. И ещё и чувство одиночества душило меня. Если бы я хотя бы смогла завести кота, но как это сделать в чужой квартире? Так я и оставалась, одна, наедине сама с собой. Да, были у меня друзья, но у них свои дела, заботы, семьи. Уже не так просто встретиться. Кого-то вообще жизнь занесла далеко от родных мест. Дружба часто слабеет, когда становишься взрослым. Вот что мне казалось страшно: я сижу в комнате, заваленная тетрадями. В чужой квартире. С соседями, которые каждую пятницу напиваются и поют песни через стенку. Вот так и будет год за годом. Пять лет, десять лет, всю жизнь.

И сижу я, уже старушка, в поношенном платье, с очками на глазах. И проверяю тетради. У меня нет ни детей, ни семьи, ни даже кошки. Может быть ко мне будет приходить какие-то ученики. Но когда я выйду на пенсию, все обо мне забудут. Может и пригласят на какой-то школьный праздник. Например, на юбилей. И всё. Жизнь прошла и ничего уже не исправить. Или я просто сойду с ума, и проведу остаток жизни в сумасшедшем доме, всеми забытая.

От этих мыслей мне становилось еще хуже. Дома я уже давала волю своим чувствам и просто рыдала. Я понимала, что моя нервная система на грани. В голливудских фильма герой в такой ситуации отправляется к психотерапевту. Но мне с моей зарплатой такое не по карману. Для моих многих знакомых психиатра заменял алкоголь. Они дожидались пятницы и давали выход своим чувствам. Но я не пила, это был мой принцип. Я знала, к чему может привести алкоголь. У меня был яркий пример перед глазами. Я купила в аптеке пустырник, позвонила подруге. Мы встретились в кафе. Я заказала огромную чашку кофе и чизкейк, политый клубничным соусом. Что еще сделает жизнь немного приятнее, как не это?

– Ну, что у тебя случилось? Голос у тебя в трубке был похоронный.

Рита была старше меня на два года. Мы познакомились в общежитии. Как-то я оставила на плите суп разогреваться, а сама ушла в комнату на пять минут. Через полчаса ко мне и постучала Рита. Мой суп выкипел и на весь этаж пахло горелым. А Рита была старостой этажа. Попало мне от нее тогда, но потом мы сдружились. Она всегда мне была как старшая сестра, мне бы хотелось походить на неё, она всегда знала, что хочет. Она всегда для меня была примером, образцом, до которого никогда мне не дотянуться. Но она была для меня тем, кто помогал мне очнуться и снова начать действовать. Сейчас встречались мы редко, потому что она большую часть времени проводила в разъездах. И от этого мне было очень грустно. Но сейчас она была здесь, а значит для меня еще не все потеряно.

– Давай, рассказывай. Что случилось?

– Я поняла, что совершила огромную ошибку. Я просто схожу с ума. Эта работа доводит меня до исступления. Я не могу работать с детьми.

– Да, работать в школе – это не для слабонервных. Но в чём проблема? Напиши заявление да найди новую работу.

– Это не так-то легко. Просто так уйти из школы нельзя. Это не запрещено, но очень не приветствуется. Найти учителя в середине года непросто. А я все же взяла на себя эту ответственность. И не хочу чувствовать себя предательницей и слабачкой. Да и без учителя детей оставлять не хочу.