Галина Хэндус - Тормози, приехали! Русский менталитет на немецкой кухне

– Нет. Ты меня устраиваешь как женщина. И потом, у нас пять лет назад приняли закон, запрещающий сожительство с любыми животными. Твой муж – человек законопослушный!

– Если так, зови меня по-прежнему просто Ира, Ирина или придумай имя, не похожее на животное.

– Может, Ирок?

– Ирок-игрок или Ирок-пирожок? Нет, не нравится. И не Ируха-муха, не Иришка-мышка, не Ирка-картинка, не Ирока-морока… заколебал. Зачем вообще ты надумал меня называть по-другому? Неужели обиделся на то, как я брата твоего называю? Я ведь ему имечко с начала знакомства придумала – и ничего, все привыкли.

– Брат тут ни при чем. Хотел тебе приятное сделать.

– Ага. Самое приятное для меня – мое имя, и никаких ослов! Кстати, зачем братец Фру купил мопед? У него же старое Пежо есть – дешево, никто не украдет, и страховку на старье можно сэкономить. С какой стати ему на новый транспорт разоряться?

– Ты ничего в экономике не понимаешь, моя дорогая. Мопед бензина жрет мало, за парковку можно не платить, специального места в гараже не требует – помещается рядом с машиной. Мопед хорош для сухой теплой погоды, а машина для дождей и холода. На мопеде брат ездит за покупками, на работу, по любой надобности – так дешевле, чем на машине. А маму он отвозит на машине в кафе, на встречи с сестрой или подругами. Фриц пробовал один раз маму на мопед взгромоздить, так чуть не потерял по дороге. Теперь боится и больше не рискует. Ей все-таки девяносто лет – беречь надо.

– Не только маму беречь надо, мой труд тоже жалелки требует – посмотри, опять пятно посадил! – моя рука с вилкой оторвалась от тарелки и уставилась на карман рубашки Ханнеса.

– Пятна вообще будут не заметны, если к столу выходить без одежды, – мудро изрек муж и ядовито ухмыльнулся – мои замечания ему явно не нравились, но аппетит от них у него не проходил.

– Ну нет, пусть уж лучше пятна, – вздохнула я, представив голого мужа за воскресным обедом, и заглушила кошмарное видение остатками вина, – мы ж не извращенцы какие…

– Вот и правильно. Ты же знаешь: Ханнес грязи не боится! Как у вас, русских, говорится: первый парень на деревне !

– Ага, а деревня – два двора ! Ты, кстати, откуда русские поговорки знаешь?

– Ты ж мне все мозги ими проела. У тебя на каждый чих своя поговорка. С памятью у меня все в порядке, вот и копится. Век живи – век учись !

– И дураком помрешь … – мой взгляд наткнулся на недоумевающий взгляд Ханнеса, пришлось быстро поправиться: – это окончание у поговорки такое, к тебе лично не относится. Но приятно, что ты учишься. Чем черт не шутит, пока бог спит – может, в Россию жить переедем на старости лет.

– Не переедем. Я здесь родился, здесь и умру. Братец места на кладбище давно застолбил и договор на следующие тридцать лет заключил. Мы к захороненному папаше все ляжем. Места хватит, если маму в гробу, а нас с братцем урнами хоронить. Да и потом, договор заключен, не пропадать же деньгам, – голос мужа зазвучал категорично. Пришлось согласно кивнуть. Битву за экономию я проиграла, но жизнь продолжается. Вот похороню всех, одна на родину уеду. Родина моя, не чужая.

Обед закончился на десертной ноте. Сегодня холодильник нам подарил ванильное мороженое на шоколадной ножке с кокосовой стружкой сверху. Из-за пережитых волнений рука потянулась за второй порцией.

– Пойдем после обеда гулять, чтобы жирок не завязался? Погода, кажется, налаживается.

– Не знаю. Посмотри на барометр – стрелка упала чуть ли не на самый низ, а небо из серого превратилось в голубое и даже солнце временами светит. Непонятки! Может, барометр сломался?

– Барометр не сломался, небо сегодня неправильное, оно сломалось, наверное. А гулять мне что-то лень. Сегодня футбол транслируют, Германия против Швейцарии – обязательно надо посмотреть.

– Ты говорил, футбол вечером. Раз гулять не пойдем, может, послушаешь, что я нового написала? Я тебе с листа переводить буду. Только одно условие – не засни, как в прошлый раз, всю новеллу проспал.

– Ну, знаешь! Ты ведь тоже на клавиатуру чуть ли не падаешь от скуки, когда мои бумаги печатаешь. Каждому своя скука – кому от рассказов, кому от документов…

– Сегодня не рассказ. Я пишу роман про Ивана Грозного. Очень значимая личность в истории России.

– Ты вроде для детей сказки писала – фантазия закончилась? Неужели можно вот так от детских книжек к историческим событиям прыгать?

– Я не кенгуру, чтобы по полянкам прыгать, просто от перемены жанра мозги хорошо тренируются. Нужно почаще менять любой вид деятельности – держит в тонусе. Был счетоводом – стал дирижером, например. Или, наоборот. Ты же перескочил от зубных протезов к анализам покойников, понимать должен. Вот, решила тоже попробовать. Это, кстати, намного безопаснее твоих прыжков из зубоврачебного кабинета в морг, а потом за письменный стол. Если издательство не возьмет эту рукопись, значит, написала плохо. Буду стараться писать хорошо, а ты зацени. Надеюсь, что возьмет. Так послушаешь или нет?

– Да, конечно, хотя никогда про такого царя не слышал. Почему Грозный? Что, всех расстреливал, как ваш Сталин?

– Что вам, немцам, Сталин дался? Иван Грозный жил в XVl веке. Тогда не расстреливали, а головы отрубали и вешали. Или длинные языки отрезали, чтобы лишнего не болтали – тоже было. А тему про нашего Сталина не задевай – что ты про него знаешь?! Я ведь тоже в немецкой истории много чего накопать могу – мало не покажется. И вообще, по гороскопу я сегодня не близнец, а негодяйка и исчадие ада в одном лице, так что не обостряй обстановку!

– Ладно, не злись. Помоем посуду, послушаю я про твоего царя. Обещаю не заснуть…

Серые тучи за окном вольготно разлеглись на крышах домов и притащили с собой сумерки. Из батарей текло тепло, яркий свет лампы не давал глазам закрыться. Выход писателя!

Глава 2. Иван Грозный, он же Иван lV

В большую царскую опочивальню через узорчатые стекла пробивался тусклый свет. Дверь молельни тихонько приоткрылась. Оттуда боком выскользнула Мария Нагая, последняя жена царя Иоанна Васильевича. В молельне она зажигала погасшую лампаду перед иконой Святителя Николая. Не царское дело – возжигать лампады, но это особый случай. Последние два дня муж вставал с постели только к обеду, изменяя традиции с утра навещать жену в ее опочивальне. Теперь она первая через молельню приходила к царю справиться о его здоровье. Увидев погасшую лампадку, она наскоро наполнила ее маслом, вихрем снеслась в переднюю, сунула огонек из камина в плошку и вернулась в молельню. Лампада засветилась огнем. Мария истово закрестилась, пока не услышала шум из опочивальни.

Зловещие слухи расползались ядом по царским хоромам. Баяли, Иоанн Васильевич тайно сговорился с Шуйским – тот должен днями ехать в Швецию на смотрины новой невесты для царя. При живой-то жене! Пусть не венчаны они, но ведь все равно жена и общий сынок Дмитрий – царевич! Людская молва наполняла сердце Марии страхом и тоской. Она знала, как жестоко царь расправлялся с предыдущими женами. То ли смерть, то ли монастырь холодным ветерком шелестит совсем близко. Походка женщины стала неслышной, речь тихой, взгляд боялся встретиться с мужниным.