Семен Злотников - Последний апокриф. Роман-стёб

Иннокентий Конфуция слушал вполуха.

– Оглядись: все друг дружку едят! – продолжал попугай. – Кто не ест – тот ходит голодным!

Иннокентий как будто внимал попугаю – на деле же в эту минуту у него перед глазами, подобно реке, протекала вся его жизнь, которой всего-то случилось тридцать три года!

Неясные, противоречивые чувства томили его: действительно, очень хотелось есть, но, с другой стороны – есть воина не хотелось!

И тогда Иннокентий мысленно искренно попросил у рыбы прощения.

Тут же форель ожила, повиляла хвостом и скакнула в ручей.

– Ты и это умеешь? – воскликнул Конфуций.

Спустя мгновение, Иннокентий парил над водой с новой форелью в зубах – при этом глаза его хищно горели, а на острые камни с губ капала алая кровь.

– Ну ты китаец! – растерянно пробормотал попугай…

Из жития Иннокентия…

…Не всегда Иннокентий летал и ловил форель на лету.

Еще каких-нибудь семь лет назад, до встречи с Учителем Ши, он не летал, тем более не дробил камни лбом.

Наш герой, по порядку, родился в далекой, глухой, небогатой таежной деревне Шампунь (не путать с Шампаньей во Франции, в теплой Европе!), в дружной крестьянской семье обнищавших потомственных дворян Александра и Софи.

По тайге гулял миф, что Шампунь основал первый друг и сподвижник великого Петра, сам князь Александр Данилович Меньшиков, и даже как будто успел в ней пожить пару дней; а деревню Шампунью назвал потому, что крепко скучал в ссылке без шампуня (в переводе с французского – жидкого мыла!).

Заметим, родители маленького Иннокентия были скромны и, в отличие от некоторых, мало чванились знатным происхождением.

Кажется, толком о нем и не знали.

И даже, похоже, о таковом не догадывались.

А если и догадывались, то предпочитали о том помалкивать.

Так что сложно сказать, что догадывались!

А еще по ветхой избушке, кроме Иннокентия, ползали, мал мала меньше, семнадцать детей.

Иннокентий был пятым ребенком, щуплым и хилым.

Он часто болел от простуд и нередко хандрил, особенно в зимнюю пору.

На целую тайгу была одна-единственная школа до-среднего образования, да и та находилась на значительном расстоянии – верстах в двадцати пяти–сорока.

Туда и обратно – считай, больше пятидесяти–восьмидесяти верст!

Туда и обратно, в плетеных лаптях, по метровым сугробам – простудиться, понятно, было недолго.

Достигнув семнадцати лет, с аттестатом об окончании двух классов таежной начальной школы, Иннокентий подался в Читу (почти на границе с Китаем, в холодной Сибири; Китай и Сибирь точно в Азии, а Азия – бог ее знает, где!), знаменитую своими казино, барами, пабами и роскошными женщинами.

Кто хоть раз застревал в трясине соблазнов, тот по себе знает, как трудно бывает порой из нее выбираться.

Иннокентий, по счастью, в трясину не полез – спасли природная скромность, суровое таежное воспитание и все такое.

Но зато он без лишних проблем поступил в третий класс, за год с небольшим экстерном сдал на «отлично» все экзамены и получил отличный аттестат о среднем образовании.

Еще за два года он лихо промахнул Местную Естественную Академию.

Еще через год с блеском защитил докторскую диссертацию по теме " Путаные Пустоты ".

Согласно его теоретическим выкладкам, тот самый Пустой Мир , который мы все привыкли считать зеркальным отражением нашего Полного Мира , на деле является Полным , тот же наш Мир , про который мы думали, будто он Полный – именно он-то как раз оказывался зеркальным и, значит, Пустым .

Взволновался научный мир не на шутку: еще бы, такое открытие!

От него никто не скрывал, что он новый Коперник с карьерой Эйнштейна и зарплатой Билла Гейтса – по меньшей мере.

И вдруг…

Вот ирония, вот загадка, вот насмешка Судьбы и Судьба!..

Про Иннокентия, собственно, и про Аленушку…

…Однажды, в студеную зимнюю пору, себе на беду Иннокентий увидел Аленушку – красивую, статную, медноволосую, зеленоглазую и пухлогубую.

На момент их знакомства Алена как раз пребывала на последнем месяце беременности.

Их никто не знакомил, случилось само: она, одна-одинешенька, стояла на обжигающем ветру, посреди заснеженной улицы, у фонарного столба, и билась головкой об столб.

Иннокентий в ту пору шел мимо.

Понятно, его (еще юного и неопытного!) до глубины души взволновало нестандартное поведение молодой женщины.

Он тут же, невольно и с болью, отметил про себя, что бедняжка одна на морозе, без шубы, без шапки, босая, с распущенными волосами, и слезы ручьем у нее из глаз, и сами глаза перемазаны тушью.

Он просто не мог пройти мимо (и не прошел!) и только спросил, чем он ей может помочь, если может.

– Женитесь на мне! – в отчаянии, заломив руки, воскликнула Алёнушка.

Ну, он и женился!

От столба они прямиком отправились в ЗАГС, а оттуда – помчались в роддом, потому что ее уже мучили схватки.

В такси, пока ехали, женщина, истекая водами, призналась Иннокентию в том, что была несмышленой, и что достаточно сильно и страстно влюбилась в проезжего полковника, и что Илья – имя полковника! – подло ее соблазнил, после чего и оставил одну в интересном положении, и что жизнь без Ильи для нее потеряла резон!

– Но теперь и отныне, – ласково добавила она, успокоенно положив головку ему на грудь, у нее этот самый резон появился (тут она догадалась спросить Иннокентия, как его зовут!).

Иннокентий, понятно, назвался, она же его попросила ее с ребенком одну не бросать…

(Забегая вперед, мы заметим, что Иннокентий Алену не бросал – совсем даже наоборот, это его однажды безжалостно вышвырнули с тринадцатого этажа, как нашкодившего кота!)

Итак, через пару каких-то часов Алена благополучно разрешилась от бремени.

Увидев младенца, она застонала: копия полковника!

Иннокентий, как мог, ее утешал, и сам плакал от чувств.

Девочку назвали Софи (в честь его мамы!)…

Семейная жизнь его поглотила – он даже забросил науку: скоренько устроился грузчиком в супермаркет, в колбасный отдел, где Аленушка работала младшей фасовщицей.

Поутру, взявшись крепко за руки, чтобы не потеряться, они шли в супермаркет, а после работы, обнявшись, возвращались к своей обожаемой малютке Софи.

Обычно по вечерам, наигравшись, они купали ее в четыре руки в железном корыте и пели на два голоса русские народные песни.

И долго потом еще, до рассвета, резались в "дурака", грызли орешки и наизусть цитировали одуряющие песни царя Соломона.

Этот сладкий сон, именуемый жизнью, длился целых три года.

Или, точнее, – всего-то три года!

Пока к ним однажды не постучался…