Виктория Габриэлян - Асса!

Эти везунчики раз в год устраивали отчетный концерт для родителей и друзей – чтобы показать, чему они научились, объяснила нам бабушка Гаянэ. Пока ее внучка готовилась к выступлению, она провела нас с экскурсией. Мы обошли весь Дворец, побывали в кружках шахмат и юных натуралистов, моделирования самолетов и в радиокружке, заглянули в учебные классы – музыкальные, танцевальные, акробатические; где-то разыгрывался и настраивался оркестр, где-то разминались гимнасты. Заглянули даже в костюмерную балетной группы, где мама Гаянэ наносила дочке на лицо макияж.

Мы с Мариной так устали, что готовы были лечь на пол рядом с бассейном с рыбами и так же, как они, беззвучно открывать рот. Мы задыхались, еще не понимая, почему.

Наконец-то настало время концерта. Бабушка Гаянэ провела нас к нашим местам, мы упали в бархатные кресла и приготовились смотреть.

Представление нас потрясло. Оркестр звучал слаженно, дети прекрасно пели и читали стихи, танцы сменяли выступления акробатов и гимнасток с разноцветными лентами.

И вот наступил кульминационный момент! Объявили выступление балетной группы Дворца.

Зазвучала бравурная музыка, и на сцену выпорхнули итальянские крестьяне и крестьянки с тамбуринами в руках. Это была тарантелла. Девочки и мальчики закружились в танце.

Мы с Мариной усиленно вертели головами, но никак не могли определить, которая из танцующих – Гаянэ. Все девочки были на одно лицо. Музыка заводная, ножки балерин стучат по паркету сцены, изящные ручки бьют в тамбурины, мальчики задают ритм хлопками в ладоши, все кружится и несется кувырком! Мы с Мариной притопываем и прихлопываем. Музыка летит к концу! Последний крут и шквал аплодисментов. Все встают – это последний номер программы. Овации, крики «браво». Гаянэ с танцорами отвешивают поклоны на краю сцены…

И вот наступает конец этого длинного дня. Родители Марины – тетя Роза и дядя Миша встречают у выхода из Дворца. Усаживают нас с Мариной на заднее сиденье, долго прощаются с бабушкой Гаянэ, обещают снова встретиться, пригласить в гости, благодарят за прекрасный день. Мы с Мариной сидим почему-то нахмуренные, мрачные, смотрим исподлобья. Дядя Миша наконец-то заводит мотор, а тетя Роза поворачивается к нам с пассажирского сиденья и радостным таким голосом спрашивает:

– Ну что, подружки, как прошел день?

И мы с Мариной, совершенно не сговариваясь, неожиданно, вдруг как зарыдаем! Громко, в один голос, как маленькие, хлюпая носами и размазывая слезы по лицу. И уже не просто рыдаем, а воем.

Родители Марины перепутались:

– Что? Что случилось?

А мы смотрим на них, ревем, широко открыв рты, икая и всхлипывая, и ничего объяснить не можем.

А разве могут объяснить дети, что происходит с ними в десять лет? Что взрослые комплексы приходят из этого счастливого детства и остаются навсегда? Когда какая-то девочка настолько красива, восхитительно талантлива, настолько безупречна, что на ее фоне ты – некрасивая, глупая и никогда не сможешь так танцевать и бить в тамбурин, и никогда у тебя куклы не будут в накрахмаленных платьях, и сама ты не знаешь, почему этого никогда не будет. А не будет, потому что ты – другая. Но в детстве тебе этого не понять, и никто не может объяснить. И ты рыдаешь не от зависти к красивой девочке, нет, – от поражения по всем фронтам.

На следующее утро моя мама – тетя Света – спустилась с нашего третьего этажа на Маринин второй и позвонила в дверь.

Открыла тетя Роза.

– Как Марина? – спросила мама.

– Спит еще. А что?

– Не знаю, чем там их кормили. Мы всю ночь не спали. Вику рвало, марганцовкой желудок промывали.

– Кажется, торт был с цветочками.

– Сколько раз говорила! Но разве кто-то слушает? Там же крем – сплошной маргарин!

– Да, – согласилась тетя Роза. – Крем очень жирный.

Однажды в шестом классе мы с Кариной Саноян сбежали с английского. Не то чтобы мы урок не выучили или домашнее упражнение не написали, мы учились неплохо, скорее, это была бравада. Гляньте, мы уже взрослые. А вот взяли и не пошли на урок. И чтобы противные мальчишки удивились: а куда Вика с Кариной подевались? Чтобы хоть так нас заметили. И чтобы не менее противные девчонки обзавидовались – опять эти две выделились, мальчики теперь от них не отстанут: храбрецов уважают. А в глазах одноклассников сбежать с урока значило – бросить вызов правилам. За такое неповиновение сильно наказывали. «Бросали в застенки, пытали, возводили на эшафот…», на худой конец, порицали и вызывали родителей к директору. Но мы с Кариной всего этого не хотели. Ну, покрасуемся перед классом, и все.

Урок английского был выбран не случайно. Вела нашу группу (класс делился на две группы) немолодая Любовь Сергеевна. Зрение у нее было плохое, а еще хуже – память. И она очень боялась, что ее проблема станет известна дирекции школы. Любовь Сергеевна забывала наши имена, путала темы уроков. Могла два, а то и три урока подряд объяснять одну и ту же тему. Вот с математики не сбежишь, Элеанора Мушеговна сразу бы заметила и спросила у классной руководительницы Риммы Арменаковны: почему девочек нет, не заболели ли они? А классная бы позвонила родителям.

Английский стоял третьим уроком в расписании, и все знали, что по средам с утра у Риммы Арменаковны уроков нет, она приходила только к четвертому уроку – русскому языку и литературе.

Дежурил по классу в тот день Артур Оганесян – круглый отличник и председатель совета отряда. Он не моргнув глазом на вопрос Любови Сергеевны, где Трунова и Саноян, соврал, что мы больны уже неделю. Все остальные одноклассники честно закивали головами. Сбежать с урока – как нырнуть в прорубь или прыгнуть с вышки с парашютом, а не выдать сбежавшего – тоже почти подвиг. Партизаны в гестапо.

Из школы в учебное время выйти было невозможно: сторожиха Тигрануи танком стояла в дверях и без записки от учителя или врача не открывала. Праздно шатающиеся с портфелями по коридорам школы в «урочное» время шестиклассницы выглядели бы подозрительно, поэтому решено было спрятаться в девичьем туалете в двух шагах от кабинета английского.

В туалете было окно. Мы долго пытались открыть его, чтобы впустить свежего воздуха, но муж Тигрануи – завхоз – заколотил все окна на первом и втором этажах школы. Не пройдя контроль у сторожихи, ученики не раз исчезали этим путем.

Карина сказала:

– Я боюсь, а вдруг директор Анна Варшамовна захочет в туалет, придет и застукает нас здесь?

– Ну и что? Может быть, нам тоже в туалет захотелось.

– С портфелями? Я выйду и постою в коридоре. Я боюсь, боюсь, – повторяла Карина.