Виктория Габриэлян - Асса!

© Виктория Габриелян, 2022

© Издательство «Четыре», 2022

У вас есть воспоминания из детства, когда вы на руках у папы или мамы? Вы помните, как вас отрывают от пола под мышки, поднимают вверх, у вас захватывает дух и на миг становится страшно, но в следующее мгновение вас обдает теплом и уютом? В пору моего детства девочки носили такое мини, что трусики были видны. Когда папа брал меня на руки, платье задиралось, и я всей кожей ощущала холодок золотых пуговиц на его кителе. До сих пор помню, как нагревались пуговицы моим теплом. Я крепче прижималась к папе, и на моем животе четко отпечатывалась змейка, обвивающая чашу. Мой папа был военным врачом.

И, что очень актуально в период пандемии, – инфекционным врачом.

Где бы мы ни жили, у нас в доме всегда пахло больницей и большими толстыми книгами. Папа иногда уносил эти медицинские книги в свой госпиталь, а когда приносил обратно, дом наполнялся запахами дезинфицирующих средств – инфекционное отделение драили постоянно.

Я любила листать тонкие страницы, задерживаясь на вклеенных цветных иллюстрациях. И тот холодок от пуговиц шевелился во мне, нагоняя страх, когда я разглядывала фотографии больных тифом и холерой (почерневшая, сухая кожа или тифозные пятна), столбняком (выгнутые в неестественных позах тела), бешенством (выпученные глаза, слюна, перемешанная с кровью, стекающая на подбородок), проказой (ужасные струпья по телу, провалившиеся носы).

Инфекционные болезни – это не только ковид-19. Их тысячи, других, более страшных и беспощадных. Однако я понимаю, что умирающему все равно, от менее или более страшной болезни его не спасут. Личный апокалипсис, к сожалению, может наступить прямо сейчас.

В папиных книгах было много про пандемии Средних веков, когда болезни отправляли на небо целые города и страны, когда выжившие месяцами боялись выходить из заколоченных комнат, когда дома, полностью лишившиеся своих постояльцев, десятилетиями стояли пустыми, медленно разрушаясь, – люди боялись жить в них.

Едва научившись читать, я заучивала симптомы холеры и бешенства, по пухлым пальцам считала, когда у меня пройдет инкубационный период после царапин соседской кошки или глотка морской воды. Я хлопала в ладоши от радости, кружилась по дому и пела все песни, какие знала, вдруг обнаружив, что все назначенные мною сроки активного развития болезни после заражения прошли! Я чувствовала себя как никогда живой, здоровой и счастливой!

Потому что именно в ту минуту, когда ты здоров и вся жизнь у тебя впереди, – ты счастлив.

Я живу в Америке, в штате Вирджиния, в пригороде американской столицы – Вашингтона, в собственном доме. Рядом такие же дома с лужайками и старыми деревьями. Наш городок называется Herndon и ему уже 150 лет. Я называю мое место жительства «деревня Херндон», что очень смешно звучит по-русски. В городке нет высотных домов, хотя даунтаун имеется и представляет собой кусок железнодорожного полотна – память о когда-то оживленной магистрали – и старый вокзал. В нем сейчас находятся мэрия и краеведческий музей, в котором только один работник – милая женщина – она и хранитель, и гид, и сторож. Мэр Херндона живет по соседству с вокзалом в красивом доме Викторианской эпохи. И весь центр нашего городка состоит из таких же домов, как будто повторяющих декорации к фильму «Унесенные ветром». Вокруг домов растут магнолии, рододендроны и гортензии. У нас на двадцать тысяч жителей приходится тридцать семь церквей. О наших душах неустанно пекутся священники всевозможных конфессий. Кстати, самая знаменитая во всей Вирджинии предсказательница судьбы – гадалка по руке Валери – тоже живет в Херндоне. Прямо через дорогу от Епископальной церкви.

Каждый день я отправляюсь на работу в клинику, даже во время пандемии коронавируса мы не закрывались, так что вынужденного отпуска у меня не получилось.

Семья моя сначала была небольшой: муж Джефф, который никогда до меня не был женат, и дочь Ева от первого брака с однокурсником Мишей. До Джеффа у меня был еще один американский муж, благодаря которому я и попала в лучшую на свете страну (так о ней думают американцы). Потом Ева вышла замуж и родила троих детей, и семья сразу стала большой, шумной и веселой.

Казалось бы, все есть, но все равно чего-то не хватает.

Я многое коплю в своей памяти. Карантин – вынужденное затишье: свободные вечера и уик-энды заставили меня остановиться, оглянуться, посмотреть на свою жизнь, вытащить из этой памятной копилки воспоминания и выплеснуть их на бумагу. О детстве с юными родителями-врачами из одной группы Донецкого мединститута, о молодости бабушек и дедушек. О подругах и друзьях, которые давно остались в том детстве, но ближе них, тех, другие уже не наживаются. А еще о том, о чем не хочется вспоминать. Хранила долго, а теперь пришло время рассказать.

Вот купила билет в Ереван – город моего детства и юности. Могу полететь в Италию, а хочу в Ереван.

Рейс, скорее всего, из-за пандемии отменят, или я сама отменю: две недели в карантине там? Кто ж тогда здесь работать будет? Я бы с удовольствием отдохнула две недели в Армении, где один только воздух способен вылечить от любой хандры, но такой карантин – непозволительная роскошь.

А еще я в Тбилиси хочу, где не бывала со дня Спитакского землетрясения. Никогда не опаздываю на самолеты, а в день землетрясения опоздала на ереванский рейс. Этот рейс был последним. На следующий день я смогла вылететь только в Тбилиси, а оттуда на перекладных по развороченной стране добиралась в Ереван.

Уже не помню ни названий тбилисских улиц, ни имен старых друзей. Еще есть возможность спросить, еще есть у кого. Но не хочу.

Хочу лечь на диван, закрыть глаза и вспоминать.

Мы жили в Ереване, а ближайшие друзья родителей – в Тбилиси. Мы мотались из Еревана в столицу Грузии миллион раз: всего одна короткая ночь на поезде. Гуляли по городу, на фуникулере катались, на каруселях с длинными цепями, догоняя и хватаясь друг за друга. Помню подвальчик с водами Лагидзе, посещение его было обязательным ритуалом. И огромного грузина в белом халате с закатанными по локоть рукавами, обнажающими волосатые руки, помню. Перед ним красовались многочисленные разноцветные сосуды в виде перевернутых конусов с краниками.

«Ти какой вада хочешь?» – спрашивал нас грузин и нацеживал в стакан из конуса божественный напиток. Можно было изощряться, смешивать. Я, например, любила сливочно-шоколадный. А подруга Марина – клубнично-ванильный. А к водам еще и аджарские хачапури. Вах!

Однажды, когда мне было семнадцать лет, мы в очередной раз отправились в Тбилиси на длинный уик-энд с выездом на шашлыки.