София Осман - Слива любви

Анджела подошла к перилам и слегка через них перегнулась.

– Едва Вы прикасаетесь к струнам, в саду замолкают птицы. Они так же, как и я, сеньор Дженаро, не смеют перебить Вас. Ваша игра утешает меня, я наполняюсь музыкой. Звуки скрипки отыскали во мне глубину, о которой я не знала… они раскрепостили меня, Джузеппе.

Прошу же Вас… умоляю… не томите… продолжайте!

– Мария, куда это каждый вечер торопится Джузеппе? – спросила как-то соседка молодую мать.

– Не знаю, Фреда, – растерялась Мария, – я так устаю за день, что засыпаю вместе с дочерьми.

– Вот уже второй месяц, как он куда-то спешит!

– Может быть, кто-то просит его о помощи? – задумалась Мария.

Фреда покачала головой.

– Может быть, друзья зовут сыграть его партию в карты? – предположила Мария.

– Хорошо бы, кабы так, – ответила Фреда и закусила губу, – только знаешь ли… я никогда не видела, чтобы так торопились к друзьям.

– А куда же? – расстроенно спросила Мария, не понимая намеков старой Фреды.

– Ты его жена, тебе лучше знать, – пожала плечами Фреда и попрощалась с Марией.

Позднее сеньору Дженаро остановила донна Друмина.

– Ох и расстроился мой Марко, – начала она, едва увидела Марию.

– Что же с ним приключилось? – заволновалась Мария.

– Они с Джузеппе каждую весну играли джаз возле Собора, на площади… или ты забыла?

– Нет-нет, – торопливо ответила Мария, – конечно же… праздник весны.

– И что теперь, уважаемая сеньора Дженаро? – с вызовом спросила Друмина. – Теперь у вас дети, – многозначительно сказала она. – Всё изменится.

– Что же должно измениться? – расстроилась Мария.

– То самое, моя дорогая… то самое, – Друмина отвернулась, но, немного подумав, вновь обратилась к Марии, – и лучше бы вам узнать, куда пропадает Джузеппе вечерами!

Тем же вечером Мария решила поговорить с мужем.

– Куда это ты собираешься? – спросила она, заметив, как Джузеппе чистит свои парадные туфли.

– Я решил прогуляться перед сном. Не хочу тебе мешать, – сказал он, даже не взглянув на жену.

– Сегодня только вторник, а ты… ты вырядился так, будто собрался на воскресную службу!

– Что за вздор? – упрямо сказал Джузеппе. – Я, что же, не могу прилично выглядеть во вторник?

Мария продолжала оглядывать мужа.

– Мои туфли прохудились, вчера я вымок под дождем, – мягко сказал он и затряс лакированным башмаком.

– Поэтому каблуки твоих выходных туфель стесаны, дорогой? – присмотрелась Мария. – А этот комок грязи? Он лежал в коробке из-под обуви! – не унималась жена.

– Ерунда, туфли в полном порядке. Я выходил только что к соседу. Ромео позвал меня поглядеть на свои астры!

– Ромео выращивает астры?

Джузеппе вздернул подбородок и замолчал.

– Интересно, знает ли об этом Алексия? – усмехнулась Мария и вышла из комнаты. Спрятавшись за занавеской у распахнутого окна, она увидела, как Джузеппе кинулся прочь из дома. Он перескочил через невысокую изгородь, попал ногой в лужу, выругался и чуть не сбил проезжавшего на велосипеде почтальона.

– Ой, Джузеппе! – воскликнул тот.

Мария прислушалась.

– Я слышал, ты избавился от контрабаса, – продолжал старичок, – мне жаль, Джузеппе… моя мать любила твою музыку. Вечерами она приходила к тетушке Марте, усаживалась на скамейку и слушала твои песни.

– Я тороплюсь, Маттео, в другой раз, – выкрикнул Джузеппе и помчался по дороге.

– Теперь я вынужден играть с ней в шахматы, она обыгрывает меня и хохочет, – выкрикнул почтальон, но сеньор Дженаро его уже не услышал, он бежал по дороге, с каждым шагом увеличивая скорость.

Позади него уже остались улочки и дворики домов, городские скамейки с влюбленными парочками, а впереди показался городской вишневый сад, за которым начиналась изгородь особняка донны Креоле.

Небрежный и торопливый сеньор Дженаро не замечал ни любопытных взглядов за спиной, ни тихих слов вслед. Всё, что его занимало сейчас, ждало за высокой изгородью в саду богатого дома.

– Должно быть, Джузеппе занялся бегом, – провожая взглядом сеньора Дженаро, проговорил сидящий на лавочке старик.

– В выходных туфлях, – кивнул второй.

– Я тоже так когда-то бегал, – мрачно отозвался третий, – рысцой и в дорогих туфлях.

– Мы все так бегали, – буркнул первый. – Марафон в неудобной обуви может позволить себе только молодость.

На следующий день Мария пожаловалась мужу на головную боль и попросила его заняться дочерьми. Три дня Джузеппе исправно исполнял роль заботливого отца. На четвертый день, когда его руки вновь задрожали и показались ему холодными, а думать о чем-то, кроме светлой площадки под балконом Креоле не получалось, он дождался, пока Мария заснет, уложил девочек и выскочил из дома.

Едва услышав стук входной двери, Мария оделась и выбежала следом за мужем. Она еле успевала за ним, но выследила до самых ворот дома Креоле.

Она знала и этот дом, и его хозяйку – высокую статную даму. Знала и то, что донна недавно овдовела.

На следующий день Мария «выздоровела», пораньше уложила девочек и улеглась сама. Как только Джузеппе вышел из дома, она отправилась следом.

Она шла вдоль высокого забора, надеясь отыскать в нем дыру или поломанные прутья, как вдруг услышала знакомую мелодию. Она не перепутала бы эту музыку ни с чем другим: эту партию играл Джузеппе под её балконом, когда добивался её расположения.

Что есть силы Мария дернула за железный прут, казавшийся хилым и уже поломанным, и пробралась внутрь сквозь широкую дырку.

Чувствуя, как в горле клокочет гнев, как в груди разливается ярость и досада, она побежала на звук, но, добравшись до площадки, остановилась, не поверив тому, что видит.

Спрятавшись за толстым деревом, она рассматривала деревянный пьедестал около большого дома, собственного мужа, восседавшего на стуле посередине сцены, а также накрытый на двоих столик, стоящий возле него.

Удивление сменилось растерянностью. Женщина выбралась из укрытия и подошла к самому краю тяжелых веток. Она захотела броситься к Джузеппе и высказать ему всё, но сеньор Дженаро не заметил бы Марию, даже подойди она к нему вплотную, потому как сидел с закрытыми глазами и раскачивался в такт музыке.

Он колебался из стороны в сторону с такой нежной тягучестью и лаской, что Марии на секунду подумалось: муж её впал в беспамятство и, придя в себя, позабудет и об этой игре, и о пьедестале из сколоченных досок, покрытом бархатным отрезом, который, однако, порядочно сбился, чтобы рассмотреть конструкцию и понять, что она сооружена специально для её Джузеппе.

На балконе второго этажа важно восседала дама. Она была столь величественна и спокойна, с таким восхищением смотрела вниз, на игравшего внизу Джузеппе, что Мария закрыла руками рот, сдерживая крик и заготовленную тираду о верности и любви до последнего вздоха.