Александр Горохов - Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы

– Не волнуйтесь. Я во всем разберусь.

Разобрался прокурор в этом деле за полчаса. Татьяну отпустили, а младшего лейтенанта арестовали.

А через два дня она узнала о причинах смерти мужа. Еще когда он служил, те самые шабашники, которым он продавал цемент, чтобы покрепче привязать к себе, посадили его на наркоту. Работая на стройке, он не прерывал с ними связи, а когда после отъезда Татьяны, выгнали и оттуда, сначала распродал за наркотики все вещи, потом выпрашивал героин, отдать за него обещал стройматериалами, но не смог. Шабашники выбивали из него долг, а потом и убили.

Прокурор рассказал это Татьяне и посоветовал:

– Уезжай отсюда, девочка. Постарайся забыть всё, что произошло. Начни новую жизнь. Поезжай в свой Преображенск, тем более что у тебя и прописка тамошняя.

В этот же день Татьяна уехала в Преображенск, в поезде страшно разболелась, с трудом добралась до квартиры матери, оттуда попала в больницу и четыре месяца провалялась с тяжелейшим нервным срывом.

Постепенно переживания притупились, здоровье восстановилось. Устроилась на работу, сделала несколько полезных предложений с хорошим эффектом. Директор завода, мужик толковый, заметил её способности, стал продвигать и в конце концов назначил начальником отдела снабжения и сбыта.

Татьяна стала забывать те события и только сейчас, лежа в постели, разглядывая воробья за окном, всё припомнила, но уже отстраненно, как будто это было не четыре года назад, а очень давно и, возможно, даже не с ней…

Дача у Петра Григорьева была так себе. Досталась от родителей. Те в середине шестидесятых годов, когда начался массовый дачный ажиотаж, записались на заводе в список желающих приобщиться к земледелию. И когда, как тогда говорили, «нарезали участки», получили свои шесть соток.

Правда, участок им достался на самом краю дачного массива, зато почти на берегу Волги. Они сначала переживали, что земля была самая неухоженная, да еще с края, однако скоро сообразили, что именно за счет края можно пригородить лишний метр-другой земли. Так что если быть точным, то было на участке не шесть, а почти восемь соток.

Родители были трудолюбивы, и постепенно участок с непригодной для землепашества землей превратился в замечательный сад, в котором росли яблони, груши, вишни, пахучая черная смородина, малина, да много чего вкусного и полезного было высажено, любовно выхожено, взлелеяно и выращено их руками.

Когда же у отца Петра как участника войны появилась возможность купить автомобиль «запорожец», возможности городских земледельцев возросли настолько, что они начали строительство дома. Фундамент сложили из вырытых при перекопке участка камней, благо весь участок был ими наполнен, как картошкой, только размером с арбуз.

Детище отечественной инженерной мысли «запорожец» в умелых отцовских руках творил чудеса. Он перевозил горы кирпича, цемента, старых, выброшенных кем-то досок и различного вида железяк.

Взгляд у родителей Петра от постоянного высматривания полезных, но никому не нужных вещей стал специфически зорким и внимательным, как у следопытов или пограничников, а выражение лица – озабоченным, потому что надо было всё найденное каким-то образом запихнуть в «запорожец» и перетран-спортировать на дачу.

Со временем им удалось выстроить небольшой домик, состоящий из комнаты в десять квадратных метров и веранды. Мебель была приобретена так же, как и большая часть стройматериалов – не то чтобы на помойке, но, скажем так, невдалеке.

Любовь к дачным делам превратилась в страсть, и после ухода на пенсию родители проводили на ней всё время, за исключением трех зимних месяцев.

В то время центральная пресса в связи с отсутствием других тем проводила кампанию по защите волков, превращая их из хищников, пожирающих всё съедобное в колхозных, и без того малочисленных, стадах, в «санитаров леса», помогающих природе сберечься от больных и немощных животных. Петр окрестил своих родителей и подобных им дачников в «санитаров города», очищающих его от обломков бетона, проржавевших обрезков канализационных и водопроводных труб, досок, осколков витринного стекла и проволоки, превращавших все вышеперечисленное в садовые дорожки, теплицы, подпорки и колышки для кустарников, огурцов и помидоров.

Про одного из таких деятелей местная газета в рубрике «Народные умельцы» написала, что тот умудрился сложить садовый домик из пустых бутылок, скопившихся за время непутевой без-дачной жизни. Сообщалось также, что скреплял он эти бутылки цементным раствором и лишь по углам использовал кирпичи. Правда, газета не упоминала, что бутылки он устанавливал горлышком наружу и пробками не затыкал, поэтому, когда дул ветер, то страшный вой не давал соседям заснуть. А одна старушка, приехавшая погостить к родственникам и не подозревавшая о причине воя, к утру сошла от страха с ума, и врачи еле вернули её к нормальной жизни.

После смерти родителей заботу о дачных насаждениях Петр свел к минимуму.

На даче он появлялся раза два в месяц. Окапывал деревья, пропалывал в лунках под ними сорняки да изредка подкармливал навозом, которого родители заготовили лет на десять впрок. Огородную деятельность Петр прекратил, хотя картошку все-таки высаживал.

Костя Колесов время от времени помогал другу, за что щедро награждался осенью яблоками и другими дарами окультуренной природы. При этом он каждый раз упоминал «Буколики» и говорил, что когда-нибудь, подобно Вергилию, опишет современную садово-огородную деятельность.

В этот раз подружки ехать на дачу не захотели, и друзья, не слишком огорчившись, отправились вдвоем.

– Больше пива нам достанется, – подытожил отказ женской половины Петр.

Пока Костя собирал дрова, ветки и старые сучья для костра, Петр окучил и прополол картошку.

Вместе они подровняли лунки под деревьями, скосили особо возвышавшуюся траву и навели порядок в доме.

К вечеру, когда от солнца осталась только яркая рыжая бровь, а небо начало темнеть, приятели развели костер, умылись чистейшей водой из колодца, вырытого еще под руководством Петиного отца на заре дачной деятельности.

Пламя постепенно уменьшилось, и друзья, выпив по рюмочке из предварительно охлажденной в этом же колодце бутылки водки, занялись нанизыванием кусков свинины на шампуры.

Мясо они нарезали, переложили луком, посыпали перцем, солью и обильно залили соком лимонов ещё дома. Теперь оно дошло до кондиции, стало сочным, почти белым и нуждалось только в одном – быть изжаренным и съеденным.

Высокий ворох горящих веток исчез. Костер прогорел и превратился в прозрачный слой раскаленного воздуха над ярко-красными углями. Костя разровнял угли, установил с двух сторон бывшего костра кирпичи и сверху над этим сооружением уложил шампуры с кусками мяса. Жир закапал, угли зашипели, и воздух наполнился божественно вкусным запахом.