Алексей Архипов - Галерея людских слабостей

– Я и сейчас не хочу, – сказал я холодно. – Я видел Смирнова. Вопрос наполовину решен.

Я подумал, что мои слова приведут Брагина в замешательство. Но не тут-то было.

– Хорошо, – сказал он как ни в чем не бывало, – тогда давай половину.

– Не дам! – отрезал я.

– Ты не понимаешь, сколько голодных в администрации, – занервничал Коля, словно начал переживать за голодающих. – Всем надо. У чиновников такса, и ты никуда от нее не денешься. Не скупись. Давай. От тебя не убудет. А если возьмешь меня в проект, я тебе за полцены всё сделаю. Возьми, а?

Он смотрел на меня вопросительно и жалобно, как смотрит на пустую тарелку изголодавшийся человек.

– Я подумаю, – миролюбиво ответил я. – Позвони через неделю.

…Коля Брагин не позвонил мне ни через неделю, не через месяц. Я и забыл про него в суматохе дел.

Позвонил мне Смирнов. Из ряда вон выходящее событие. Просто так очень занятые люди не звонят.

– Друг родной, – сказал он грозно. Обращение «друг родной» не сулило ничего хорошего. – Ты зачем Брагина обидел? Он же у нас святой отрок, его грех обижать, – голос сердитый, недовольный и, самое страшное, недружелюбный, словно я нашего лучшего друга растоптал в грязи, надругался над ним и вычеркнул из жизни.

– Не обижал я его, – испуганно пролепетал я.

– Как же! Он проект придумал, а ты его кинул. И в напарники не берешь. Бизнес ему зарубил. Дружбу ни во что не ставишь. Нехорошо. Не ожидал от тебя такого.

Голос с каждым словом становился всё злей и раздраженней. Мне показалось, сейчас он бросит трубку или пошлет меня с моим проектом за пределы жизненного пространства.

– Хочешь тормознуть проект? – у меня почернело в глазах и сердце остановилось.

– Честно сказать, была такая мысль. Да и Брагин просил приостановить. Но раз обещал… Но ты подумай, как помочь Кольке. Возьми в проект, в конце концов, если это его проект.

– Если проект его, обязательно возьму! Обещаю! – твердо заверил я.

И сдержал свое слово. Я всегда твердо держу слово. Из последних сил. Слово мужчины должно быть твердым, как камень. Не подвластным изворотам судьбы и мелким хитростям интриганов. Если, конечно, головой думать.

Одно плохо: теряет богатство душа от трения с разного рода умниками, и постепенно становишься моральным банкротом.

Если бы проект был его, я бы его обязательно взял…

Ярость клокотала внутри меня целый день. Я хотел позвонить этому умнику Брагину и обозвать его «свиньей». Но глубоко поразмыслив и чуть успокоившись, раздумал. Если он «свинья», нет смысла напоминать ему об этом. А вдруг он хуже? Еще и обрадуется! Кто он есть на самом деле, пусть подскажет ему совесть. Если ее всё же не съели, как очередной бифштекс.

Сам виноват. Черт меня дернул пооткровенничать с Колей! Сколько раз говорил себе: не доверяй никому. Что, казалось бы, проще?

И продолжал доверять то одному, то другому, то третьему… Наверное, мы обречены верить, чтобы ошибаться, доверять, чтобы раскаиваться…

Доверять людям, конечно, легкомысленно, но, не доверяя никому, останешься в полном одиночестве. Верить в дружбу, конечно, наивно, но без веры пусто на сердце. Неблагоразумно, конечно, говорить правду, но без правды мы превращаемся в сборище мертвецов, где каждый утверждает, что он живее всех. Надеяться на справедливость глупо, а отрицать ее – душевная смерть. Совесть иметь чудно, но не иметь ее – гадко. Смешно дорожить честью, но без чести ты лишь недоразвитый организм. Искренне любить неразумно, а не любить – убого.

И как жить?

Когда я вечером иду домой после работы, меня частенько во дворе встречает Славик Мешков из соседнего дома, словно нарочно топчется у моего подъезда и караулит.

– С работы? – спрашивает он.

– С работы, – отвечаю я.

– Тебе хорошо…

Чего «хорошего»? Иду дряблый, как прошлогодний овощ, усталый вдребезги и нервы, как натянутые струны.

– Чего хорошего? – раздражаюсь я.

– Работаешь… А я никак не могу устроиться.

Так он говорит мне уже лет десять.

– А ты перемоги, – с иронией отвечаю я.

– Не получается.

– Почему?

– Работа не попадает подходящая.

Беда в том, что у Славика нет никакой профессии. Он свободная личность, которая не может найти самого себя. Он ждет своего ангела, когда тот спустится с небес и одарит его выгодной специальностью.

– Рабочие руки везде требуются. Ты бы научился чему-нибудь, – предлагаю я.

– Я всё могу!

– Например…

– Я всему могу быстро научиться, – гордо отвечает он.

– Так учись.

– А как я научусь, если учиться негде? Надо хорошую работу найти, тогда и учиться.

– Так ищи.

– Ищу. Не везет мне – ничего доброго не находится.

– Директором сразу хочешь стать? – шучу я.

– Думаешь, не смогу? – застенчиво потупив взгляд, вздыхает он. – Не боги горшки обжигают.

Точно, не боги. Есть люди, которые могут обжигать горшки, а некоторые способны только бить их, как и баклуши.

Я знаю Славика давно. В одном дворе росли, учились в одной школе. После восьмого класса он поступил в колледж. Говорил: в нем учиться легче и денег специалисту платят больше. Но продержался в колледже недолго. Специальность не понравилась или уроков задавали много – не знаю. С тех пор начались его хождения по жизни в поисках лучшей доли, прерванные ненадолго службой в армии. Был он в детстве худеньким, маленьким и мечтательным, а сейчас заматерел, стал упитанным. Не толстым, не обрюзгшим, именно упитанным, когда тело до отказа наполняется не мускулатурой, а мягким податливым веществом непонятного происхождения, распухает, но остается в своих границах. Походка с детства у него интересная, словно к ногам гири прицепили, ходит, шаркает подошвами, будто обувь на два размера больше, переваливается с ноги на ногу и кажется, что хромает сразу на обе ноги. Взгляд, будто он смотрит в кромешную темноту, силясь увидеть что-то впереди, и ничего, естественно, не видит. Поэтому на лице одна мысль, но ожесточенная: увидеть то, что увидеть невозможно.

В старину фамилии давали, как прозвища. Кузнецом был родитель – Кузнецов, мельника сын – Мельников, потомок разгильдяя – Разгильдяев. Мешочниками были предки – Мешков. Непонятно, то ли они добро по мешкам прятали, то ли мешки шили. Если присмотреться, в каждом потомке сохранились далекие черты, обозначенные фамилией.

Славика в детстве дразнили «Мешком». Он жутко обижался (хотя, если предки шили мешки, делали доброе дело, что тут обидного?) и придумывал в ответ мальчишкам гадкие прозвища. Искусственно придуманные со зла – не приживались.

А к Славику прозвище прилипло навечно. Его и сейчас, в 28 лет, называют Мешком. Фигура у него напоминает мешок, наполненный чем-то мягким, с маленьким, кругленьким мешочком вместо головы. Не хочешь, да назовешь!