Дмитрий Шадрин - Картофельный обряд

Когда они все-таки вынесли ванну из подъезда, Набока заявил, что он потянул спину. Пришлось Скорику одному впрягаться и корячиться. Ванна оглушительно заскрежетала об асфальт. Скорику показалось, что он тоже заскрежетал и стал таким же тяжелым, чугунным.

На скамейке у первого подъезда сидел Палёнов и смотрел в одну точку. Голова у него была перевязана широким серым эластичным бинтом. Палёнов медленно обернулся и уставил на Скорика мутные как картофельный самогон, безжизненные глаза. Затылок обожгло и сдавило. Скорик словно увидел призрака.

– Может, подсобишь? – мимоходом спросил развинченный, шарнирный Виталик.

Палёнов ничего не ответил и, отвернувшись, опять уставился на некую точку перед собой и в зарослях рябины.

– Больше не бери его на картошку, – Виталик покачал головой.

– Больше не буду, – сказал Скорик, старательно отводя глаза от Палёнова и как бы отгораживаясь от него скрежетом и лязгом.

…Нервно задребезжал дверной звонок. Скорик проснулся и, поднявшись с дивана, попытался прийти в себя. В дверь продолжали настойчиво звонить. «Это Палёный!» – спросонья решил Скорик и его нахлобучил и сковал холод. Но Скорик все-таки подошел к двери и даже открыл ее.

На площадке стояла Аглая. Она окинула Скорика подозрительным взглядом. Она так посмотрела на него, что Скорик почувствовал себя кругом виноватым. В груди Скорика ёкнуло, и по телу стал расползаться все тот же могильный холод.

– Что с ним? – спросил он.

– Это я у тебя хотела узнать, – Аглая вошла в прихожую. – Он сам на себя не похож. Какой-то отстраненный и пришибленный. Даже ко мне ночью не ломился. Вы с ним что делали?

Скорик смутился и пожал плечами:

– Да ничего особенного. Просто картошку сажали, – почесал затылок.

– И только? – спросила Аглая.

– И только, – Скорик с трудом выдержал ее пристальный недоверчивый взгляд.

– А откуда у него эта трещина на затылке?

Скорик вспомнил, как штык лопаты с глухим стуком вонзился в голову Паленова и внутренне содрогнулся.

– Не знаю, – буркнул Скорик и опустил глаза.

Аглая тяжело вздохнула.

– Больше не бери его на картошку, – сказала она. – А то он и так… – женщина осеклась и опять вздохнула. – Ты бы поговорил с ним что ли.

– Зачем это? – Скорик побледнел и часто заморгал.

– Может, хоть ты его расшевелишь. А то он только и делает, что сидит и молчит, как истукан. Сидит и молчит. Разве это он? – голос Аглаи задрожал, в ее глазах сверкнули слезы.

Растерявшись, Скорик поспешно заверил:

– Я поговорю с ним. Мне это… не трудно. И если что узнаю, так сразу и того… Ты даже не думай. Я так с ним поговорю, что ты…

Скорик стал сжимать и разжимать пальцы, словно ловя ускользающее слово:

– Что тебе… что с тобой… – Скорик беспомощно и смущенно посмотрел на Аглаю. – Короче я с ним поговорю.

И Аглая ушла. Скорик закрыл за ней дверь и, вернувшись в комнату, сел на край разложенного дивана и, сгорбившись, уперся глазами в темный экран телевизора. Он точно воочию увидел мертвые остекленевшие глаза Паленова и как будто бы даже услышал глухой стук лопаты, вошедшей в голову, точно в тыкву. Скорик содрогнулся, вскочил с дивана и зашагал по комнате, прихрамывая.

Скорик не заметил, как покинул квартиру и, спустившись на лифте, оказался на улице. Он захромал к первому к подъезду, чтобы навестить Палёнова.

Но, увидев его, Скорик в замешательстве остановился. Палёнов неподвижно сидел на скамейке и неподвижным взглядом смотрел перед собой на куст шиповника. Голова Палёнова была перевязана широким эластичным серым бинтом. Скорику стало не по себе. Он хотел сделать вид, что не заметил Палёнова и пройти мимо.

Но тут раздался скрежет и громыхание. По дороге тщедушный человек в очках волочил за собой ванну. Хлюпика сопровождал пьяный Виталик. Шарнирный и разболтанный, подергивая руками, ногами и головой, он шел позади скрежещущей об асфальт ванны и улыбался. От лязга и скрежета Палёнов пошевелился, повернул голову и скользнул по Скорику таким мутным потусторонним взглядом, что у Скорика мороз пробежал по коже и мозгу. Скорик принужденно улыбнулся и кивнул Палёнову. Тот отвернулся от Скорика и опять уставился на шиповник. Скорик как-то боком приблизился к Паленову и осторожно присел рядом с ним на желтую скамейку. Следом подошел шарнирный развинченный Виталик.

– Как она? – спросил он оцепенелого Палёнова, с улыбкой глядя на его перебинтованную голову.

– Кто она? – Палёнов холодно посмотрел на Виталика.

– Ну да, она… картошка, – кивнув на перебинтованную голову, сказал Виталик.

Палёнов ничего не ответил и опять уставился на заросли. Виталик похлопал Паленова по плечу, пожал руку Скорику и, развернувшись, разболтанной походкой поспешил вслед за скрежещущей ванной и тщедушным лысоватым очкариком.

Скорик проводил взглядом Виталика. Скрежет затихал и как бы сжимался. Собравшись с духом, Скорик спросил Паленова:

– Ну, ты это… как себя чувствуешь? – и с опаской посмотрел на оцепенелого приятеля. Тот что-то пробормотал, все так же глядя перед собой.

– Что-что? – наморщив лоб, Скорик вслушался, пытаясь разобрать Палёнова.

– Ненавижу… – сказал Палёнов, словно обращаясь к зарослям. И Скорик невольно откачнулся и отодвинулся от непонятного Палёнова.

– Ненавидишь? Ты это о ком? Кого это ты так?

– Колорада, – Паленов проскрежетал зубами.

– Колорада? – в замешательстве переспросил Скорик и еще дальше отодвинулся от Палёнова.

– Его самого, – сказал Паленов и опять что-то забормотал, заклокотал горлом. Скорик вытаращился на Паленова. Его так и подмывало, быстро встать и уйти. Но он как будто врос в скамейку или его парализовало.

Внезапно Палёнов дернулся и затрясся, его лицо вытянулось и исказилось.

– Что с тобой? – встревожился Скорик и посмотрел в ту сторону, куда вытаращился Паленов… По тротуару шла девочка в серых брюках и серой пиджаке. В руке она держала скрипичный футляр.

– Расти картошка большая-пребольшая, расти картошка большая-пребольшая, – торопливо забормотал трясущийся Палёнов, с ужасом глядя на девочку с футляром. – Расти картошка! А-а-а! – прокричал Палёнов, вскочил со скамейки и кинулся прочь, размахивая руками. Поднявшись, потрясенный Скорик посмотрел вслед Палёнову.

Когда Палёнов исчез за углом дома, Скорик захромал к себе домой. Он чувствовал себя так, словно и его закопали на заброшенной даче.

Аглая нагрянула ближе к полудню.

– Ты чего это на звонки не отвечаешь? – с порога накинулась она, пронизывая Скорика подозрительными глазами.

– Какие еще звонки? – Скорик нервно почесал затылок, глядя под ноги. – Наверное, опять телефон заклинило. – Телефон у него был еще тот, со стертыми кнопками и облезлой панелью. Но звонки от Аглаи до Скорика дошли. Правда, он не стал отвечать, надеясь, что Аглая махнет на него рукой и отстанет.