Николай Бизин - Как вернувшийся Данте

Так что сейчас мы с тобою, читатель, кроме злосчастного Пентавера должны вспомнить и рассмотреть в заключённом царевиче и другую его ипостась: «другого» убийцу Отца – помянутого мной серийного душегуба Цыбина, находящегося сейчас в Санкт-Ленинграде.

Мы находим этого «убийцу по уму» (делая «это» весьма последовательно – от Сил бестелесных мысленно идя к предметному убиению) в примечательный миг подготовки к очередному «деянию убийства»; а именно – в момент его смысловой само-концентрации и такой же (как и у царевича в Древнем Египте) потуги добиться физической власти над (не)телесными Силами.

Именно поэтому – на-ходим (переступая богами) и здесь, и там (по вершинам ступая): ведь и нам жизненно (не)об-ходимо узнать – почему сие таинство смерти обречено неудаче? Почему – даже ежели удаётся убиение телесное?

Ведь (казалось бы) – проис-ходит совершенно наглядная смерть (со всеми атрибутами распада); но – ясно одно: ведь не может считаться для нас успехом (само)убийство.

Если мы не сиюминутны, а изначальны – никак не может.

Но! Тем не менее оба они (и царевич, и Цыбин) обречены к «дерзновению сметь» (созвучному «право иметь» умереть): убийству Отца; разве что – «этот» Цыбин, который (в моей России) сейчас словно бы «на свободе».

А царевич (в Древнем Египте) сейчас словно бы «заключён»; почему? Ведь мы могли бы сказать, что каждый из них и заключён, и свободен – одновременно (сутью един во времени); но – зачем говорить очевидное: Цыбин (не) свободен в России (никогда от Отца не свободной)?

И что есть очевидное? Оче-видное заключение (не финал, но – начало Среды Воскресения); итак – эти двое друг другу зачем-то предназначены (и с этим предназначением связаны судьбы моего мира); разумеется – кто-то из них (если не оба) был всегда заключён (сам в себе).

Разумеется – прежде кто-то из них (или – оба из них ) полагался на то, что свободен. Потому – если отныне (и на веки веком) его имя будет (не)звучать как Пентавер (или Цыбин), бывший сын фараона и бога Рамзеса III.

А если даже – просто прохожий (мимо Собора в Санкт-Ленинграде), то нам – всё равно (всё – равно: что вверху, то и внизу); то есть – кем бы ты ни был, убийца Отца, дальнейшее оче-видно: это ведь о разночинце-царевиче – его мертвый (ибо – уже и реально, и виртуально им убитый) отец произнес:

Повелел я (то есть Рамсес III) начальнику сокровищницы Монтуэмтауи, начальнику сокровищницы Паиферту, штандартоносцу Кара, дворецкому Пабеса, дворецкому Кедендену, дворецкому Баалмахару, дворецкому Паирсуну, дворецкому Джхутирехнеферу, царскому докладчику Пенренут, писцу архива Маи, писцу архива Параэмхебу, штандартоносцу пехоты Хои: „что же касается речей, сказанных этими людьми – я не знаю их. Пойдите и допросите их“. Они пошли, и они допросили их и они предали смерти от собственных рук тех, кого они предали смерти – я (их) не знаю, (и они) наказали других – я (их) также не знаю. Повелел (я накрепко): „Берегитесь, остерегайтесь ошибочно подвергнуть наказанию чело(века) … который над ним“. Так я сказал им опять и опять. Что же касается всего сделанного, это они, которые сделали это, и пусть падёт все, что они сделали на их головы, ибо освобожден я и защищён я на протяжении вечности, ибо я среди праведных царей, которые перед Амоном-Ра, царём богов, и перед Осирисом, правителем вечности.

Но! Мы – всё ещё люди: нам важны детали. Потому – вот перечислим (с души на душу – как со счёта на счёт) подробности неудачного за - говора (не правда ли, очень созвучно с магическими формулами, которые тоже следует произносить):

«Несмотря на то, что мы довольно мало знаем о реально происходивших событиях, из текста источников становится ясно, что во главе заговора находились царица по имени Тейе и её сын, именуемый в отчёте Пентавером («которого – прежде – звали другим именем»), хотя его настоящего имени мы опять же не знаем. Заговор быстро распространился в женском доме (гареме) царя. В итоге, царица Тейе хотела посадить на трон своего сына, который, по-видимому, не имел на это никаких прав. Законный наследник престола, будущий Рамсес IV, упоминается в качестве единственного претендента на престол уже с 22-го года правления отца, предстающий в текстах вместе со своим братом, будущим Рамсесом VI. Вероятно, подобная определённость вызывала зависть и ревность со стороны второстепенных жен и их детей, которые и создали основу для заговора.

Женщин царского дома поддержали многие высшие сановники: всего двадцать два человека. Одну из центральных ролей в произошедшем исполнял управитель дворца фараона Паибакикамен, ему помогали дворецкий Меседсура, начальники гарема Паининук и Патауэмдиамон, другие знатные люди. Вместе с царицей они стали посылать другим дамам женского дома подстрекательные письма. Особый интерес представляет способ, которым преступники пытались погубить царя: Они прибегали к колдовству, изготовляя «магические свитки для препятствования и устрашения» и делая «богов и людей из воска для ослабления людских тел».

То есть – всё было почти что так , как и во времена прочих дворцовых переворотов. Отличие – (однако) было неявным, зато – глобальным: трансформации и перерождения в египетской практике были делом почти что индустриальным.

Практически – каждый мог быть (и – должен был быть, и – всею душой желал) после смерти мумифицирован и оставлен ждать воскресения фараона, который (только таким образом) оказывался этими самыми его ожидающими людьми обожествлён – именно для того, чтобы воскресить весь свой народ.

Чтобы каждый древний египтянин стал нано-богом, в полном соответствии тогдашним мистическим технологиям.

Младшая царица (то есть даже не сестра фараону, а попросту – ещё одна знатная женщина царя) хотела, чтобы её сын (никак не наследник божественного престола) стал Осирисом и чтобы именно он воскресил (её и народ Египта); но – что бы всё это могло означать в магическом калейдоскопе имен?

Самый известные эпитеты Осириса – Уннефер, или «вечно благой» и «первый среди Западных», т. е.умерших, который является именем бога-шакала Хентиаментиу, древнего абидосского бога умерших. Осирис также именовался «пребывающим в Гелиополе», что указывало на его связь с древним культовым центром солнечного бога Ра. Согласно гелиопольскому учению, Осирис входил в состав Эннеады, или Девятки великих богов, имена которых впервые засвидетельствованы еще в Текстах пирамид, был сыном богини Нут и бога Геба, братом Сетха, Хорура, Нефтиды и Исиды, которая позже стала его супругой. Крипты храма Опет в Карнаке (Фивы) почитались как место, где когда-то Нут родила Осириса в мир.

В Мемфисе Осирис отождествлялся с местными божествами Птахом и сокологоловым Сокаром, владыкой кладбищ, принимая облик триединого божества Птаха-Сокар-Осириса, великого повелителя некрополей, гробниц и усопших.