Игорь Кочкин - НИКТО, НЕКТО и ВСЁ. Забавный черновик – 2

– Ты меня убиваешь наповал, – ответил кротко ВСЁ. – И думать не думали. Просто нечаянно как-то расселись в кружок, колонки по периметру и мы сами внутри периметра: и друг друга хорошо видно, и есть возможность – если потребуется! – закатать в ухо, кому надо (я имею в виду НЕКТО) – шутка!

– Я не говорю про похожесть, – объяснила то, что она хотела сказать, Пат. – Я – про репетиционную атмосферу – это получилось, как в фильме: очень мягко, очень тонко, очень уютно, очень, очень, очень!

ВСЁ соскочил со сцены и, обернувшись, спросил у НИКТО:

– Можно я Пат расцелую с ног до головы, и обратно?

– Нет! – строго ответил НИКТО. – Я, как признанный диктатор, налагаю вечный запрет на подобные действия. Это распространяется на всех живущих в Алма-Ате, и за её пределами!

– А тем, кто находится за пределами СССР, можно? – вкрадчиво поинтересовался НЕКТО.

– За пределами Союза – тем более: они подвергаются кастрации, сиюминутной, без суда и следствия! Апелляции не рассматриваются.

– Сурово! – покачал головой ВСЁ. – Но… справедливо, я так думаю. Кастрация – отличное наказание! Интересно, хоть в одном Уголовном Кодексе на Земле есть такая статья?

– Уверен, что нет, – ответил, как завзятый адвокат, НЕКТО. – В цивилизованном мiре – это невозможно!

В зале не было Йоко, но казалось, что она незримо присутствует здесь, или говорит устами НЕКТО.

– А почему это с таким тоном издёвки? – спросил ВСЁ.

– Тебе показалось, – заметил сухо НЕКТО.

– «Наступит день и час пробьёт, когда уму и чести, на всей Земле придёт черёд, стоять на первом месте» 8 8 Строчка из стихотворения Р. Бёрнса «Честная бедность». , – сказал НИКТО.

– О, как я сожалею, что рядом со мной нет сейчас моей мамки! – сказала Пат с пафосом, который она не скрывала, напротив – подчёркивала.

– Я тоже сожалею… – признался НИКТО с досадой.

– Ты точно – диктатор! – подчеркнул ВСЁ и с досадой, и с хорошим пафосом. – Целовать – выходит! – я никого не могу: ни-ко-го? Какой позор на мою голову!

– Так, глядишь – нецелованным и помрёшь… – просиял НЕКТО.

– Ему это не грозит! – сказал НИКТО. – Вы забыли про Мэри-Барбару.

(Первую жену Ринго Старра звали Мэри (Морин) Кокс, вторую – Барбарой Бах.)

– Ну, и имечки же были у жён Ринго! – возмутился по-клоунски ВСЁ. – Предлагаю мою девушку, которую я смогу законно целовать, назвать Мари. Договорились?

– Какие ещё будут указания? – спросил тоже по-клоунски НЕКТО.

– В списке два пункта, – ответил без клоунады НИКТО. – Первый – ни дня без новых идей. Второй – ни одной мысли о деньгах в результате нашего волшебного музицирования…

(«РАБ НЕ ЖЕЛАЕТ СВОБОДЫ, раб желает иметь своего раба». Цицерон.)

– Как это: ни об одной копейке? – удручённо поморщился НЕКТО.

– Об одной – можно, чтобы хватило на молочный коктейль, новые струны и прочие приятные мелочи. О двух – нельзя. Формула проста: дело делать + работу работать = успешный успех(о котором изначально – да, и всегда тоже! – думать глупо, и не надо). Творчество и деньги – понятия несовместимые.

– Это, как в раздельном питании – мухи отдельно, котлеты отдельно, – пояснил ВСЁ.

– А как же… стимул? – печально вздохнул НЕКТО.

– Ты думаешь, что Пушкин строчил «Евгения Онегина», вдохновлённый мыслью, что на гонорар от публикации он легко купит «Жигули? Про Бруно, Рахманинова, Гёте, Менделеева говорить надо?

– Нет, не надо: казуистика это! фарисейство! чёрте чё и с боку бантик! Всё должно иметь свою цену – книжка, симфония, научная теория, шлягер «Смоки» или «Спейс»: так было, так есть и так будет. Потому что так должно быть!

– А если сейчас Пат подарит мне поцелуй: какую цену он будет иметь? – спросил НИКТО.

– Поцелуй Пат бесценен, – ответил ВСЁ.

– Ну, это алхимия какая-то! – раздражённо заявил НЕКТО.

– Аль-кимия с арабского означает «искусство делать золото»…

Фраза «Какую цену имеет поцелуй Пат» стала поводом для веселья, а также 15-ой записью в летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ».

(«ЕСЛИ ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ РУКА ПОМОЩИ, ЗНАЙ – ОНА У ТЕБЯ ЕСТЬ – твоя собственная». Одри Хепбёрн.)

.

Больше других веселилась Пат.

Улучшив момент, когда можно было перекинуться с ней парой слов тет-а-тет, НИКТО сказал:

– Я «Разбой» сотворил, а ты обои в своей комнате разрисовала, как это было в детстве?

– Не поверишь, но это случилось! – ответила Пат. – Мама и папа этого – правда – не увидели, пока не увидели, но разве это главное?

– Главное, что это стало возможным…

Троица новоиспечённых музыкантов оглянуться не успела, как прошёл сентябрь. Потом также стремительно пронеслись октябрь, ноябрь и декабрь.

Четыре месяца мелькнули, как мгновение.

В следующей строчке летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» значилось:

16. 31 декабря 1974 года, предновогодний концерт.

Число 16 – это космический порядок, когда любая информация

проходит полный цикл развития и сжатия до состояния точки.

Формально основой выступления должна была стать та репетиционная атмосфера, которая спонтанно реализовалась, когда шотландского Пушкина они пели для Пат.

Но было одно «но»: НИКТО сказал, что они – три «великих» исполнителя всех времён и народов! – должны переместиться со сцены в центр зала! И пусть все танцующие и слушающие научно-повёрнутые сотрудники и сотрудницы НИИ будут вокруг них. Единственное, что запрещалось – это входить в круг, обозначенный выставленными акустическими колонками, где находятся музыканты. Суть идеи – отсутствие границ между НИКТО, НЕКТО и ВСЁ и веселящейся публикой: никаких сцен, никаких возвышений, все равны.

НИИ, как известно, слухами полнится, поэтому неудивительно, что на репетицию после 18.00 пожаловал директор института.

– Зачем вы задумали убирать кресла? – спросил он без предисловий.

НИКТО объяснил главную изюминку готовящегося волшебного действа. Директор выслушал и, не сказав ни слова, ушёл.

На следующий день в актовый зал пожаловал хмурый завхоз с ещё более хмурыми помощниками, и они свирепо принялись откручивать намертво закрученные шурупы, благодаря которым ряды кресел крепились к полу. Без чертыханий не обошлось, поскольку эти шурупы в своё время они прикручивали собственными руками, и прикручивали на совесть: кто знал, что когда-нибудь объявятся эти юнцы, изощрённые на гениальные выдумки, и категорически потребуют освободить зал? К обеденному перерыву с выносом кресел было покончено.