Надежда Нелидова - Бегляночки и розочки

Она поискала пепельницу – не нашла. Воровато оглянувшись, стряхнула пепел в банку с крупными росистыми свежими ромашками на столе.

– Я тогда с родителями разругалась: на джинсы всё лето копила, а они пропили. Вылетела, в чём была, за деревню на трассу. Ливень хлещет, я на голову тепличную плёнку натянула. Туфли размокли, волосы хоть выжимай. Кто у такого чучела остановится? Мчатся фуры мимо, грязной водой с головы до ног окатывают, гудят в насмешку… Потом один пожилой дядька пожалел, остановился. На Чикатило похож, только без очков, – Катюха задумалась, тряхнула головой. – Лучше б не останавливался. Твоя дискотека – цветочки…

Взглянула на вытянувшееся Алькино лицо и расхохоталась:

– Не дрейфь, Алевтина!

– Кать, а почему – плечевые?

– А кто как говорит. Кабина тесная, оптимальная поза: ноги на плечи. Но я считаю, плечевые – это потому, что водила на женском плече засыпает. На тёплом, мягком надёжном плече. Боевая подруга, походно-полевая жена. А ещё, – вспомнила, – шофёры так между собой перегон, отрезок дороги называет – плечо. Плечо дороги… О, вон и наши клиенты.

На асфальтовый пятачок, запятнанный весёлыми радужными лужицами, важно переваливаясь, одна за другой спускались с трассы несколько громадных фур… Ветерок донёс из сосняка запах жареного мяса. У Альки забурчало в животе. Катюха засмеялась:

– Сейчас, пузо, хозяйка на тебя заработает, покормит. Если постарается, конечно.

***

Алька уехала на смену. Катюху она больше никогда не видела. На расспросы знакомые дальнобойщики отводили глаза. Рахим, когда Алька особенно настырно пристала, наорал, бешено вращая глазами:

– Слушай, я что тебе, собака-ищейка, да?! Восемь штук выпросила, воровка твоя Катька. Придёт – убью.

Алька пробовала отыскать Катюхину сестру Зинку, но та лечилась от плохой болезни в диспансере за колючей проволокой. Делать нечего, поплелась в милицию. Там с неё стали снимать свидетельские показания: кем ей являлась Катюха, где работала…

– Она не работала временно… Вернее, работала… Временно, у Рахима…

– У Рахима? – следователь скомкал протокол допроса и швырнул в урну:

– Будет милиция дорожными проститутками заниматься! Делать нам больше нечего.

Когда Алька пулей летела к дверям, в спину коротко посоветовал:

– В кювете где-нибудь ищи подружку, прикопанную… Счастье, если быстрой смертью умерла.

***

Месяц подряд – непруха. Очередной дядька расстегнул на Альке кофточку и страшно возмутился:

– Это грудь?! Это чирьи пора давить! – и всю ночь «давил чирьи», а утром не дал измученной Альке ни копейки. Сказал, что Рахим за такое мужское оскорбление сам ему должен приплатить.

Её подобрал милицейский уазик. Через час использованную Альку сильно пнули под зад, так что она под улюлюканье и свист долго и смешно летела на обочину, махая руками как мельница. Уазик умчался, а с ним Алькин баул. Там лежало всё-всё: мобильник, тёплая кофта, косметичка, смена белья, прокладки, пачечка денег. И ещё в потайном кармашке тонкое золотое колечко, на которое она долго копила.

***

Ослепшая от мокрого снега, Алька брела к трамваю. В голове вертелась песенка, которую на радио шансон часто заказывали водители. Там девушка пела, что вот была она лёгкая, нежная и робкая, как чистый ноябрьский снежок, и юноша ловил губами тающие снежинки.

О, – пела девушка¸– как все с нетерпением ждут первый снег! С наслаждением подставляют лицо под невесомый пух. Смеются, ловят и разглядывают в ладони хрупкие, тающие звёздочки.

А Новый год… Праздник, триумф. Могущество снега, бриллиантовый блеск: ослепительный при солнце, загадочный при луне. Кипение шампанского в тонких бокалах, суетливо-смущённое сожжение записок с мечтой, пепел хрустит на зубах…

Но вот приходит весна, – пела грустная девушка, – Под оседающими сугробами вытаивает жалкое фальшивое новогоднее серебро. Видны плевки, бумажки, пустые бутылки. Валяются отсыревшие комки пыли и волос, которые вытряхивали из пылесосных мешков. Повсюду жёлтые пятна и собачьи какашки, и нужно искать место, чтобы поставить ногу. В осквернённый снег плюют и сморкаются, швыряют окурки. Ждут – не дождутся, когда он, напоминание о людском сволочизме – сойдёт, наконец.

И, найдя в тени последний чистый голубоватый сугробик, над ним надругаются в последний раз. В него залезут с ногами и осквернят. Тщательно, выворачивая так и эдак, вытрут, очистят глинистые башмаки.

Альке казалось, что пели про неё. Снег – это она, Алька и есть!

В тот же вечер она, забыв о горестях, в жаркой, тускло освещённой прокуренной кабине сидела на мужских горячих коленях. Водитель, перехватив ломкую Алькину талию, потянулся к магнитоле, вечно настроенной на волну радио шансон. И Алька, размахивая пластиковым стаканчиком, подпела шансонетке:

– Заведу себе грузина,

Буду лопать апельсины!

***

… – Эй, – робко позвала Алька. – Я поеду с тобой, а ты дай сто рублей, ладно? Я два дня не ела.

– В бане сперва помойся! – посоветовал из кабины грузовика молодой водитель. Кожаная куртка, распахнутый ворот, косая чёлка – похож на комсомольца 20-х. Алька поплелась прочь. Парень глядел ей вслед.

Выругался. Выпрыгнул, повёл Альку в пельменную. Накормил тремя порциями пельменей. Сытый Алькин живот надулся тугим мячиком. От ещё раз робко предложенных ею «плечевых» услуг парень решительно отказался:

– Нужна очень, я неделю назад женился.

***

Алька за столом сонно, умиротворённо дремала, клевала носом как воробышек на ветке. А кожаный парень вслух размышлял:

– Что с тобой делать? Ребёнок ещё совсем, пропадёшь, блин. Давай вот что. У меня дружок открыл бар, набирает официанток, даёт общагу… С испытательным сроком, само собой. Порядок строгий, насчёт гулянок – ни-ни. Не подведёшь?

Подвести?! Алька готова была на коленки бухнуться перед молодожёном. Неужели она, наконец, отоспится в нормальной чистой постели, в твёрдой койке на четырёх ножках? В тишине, без воя мотора и рвотного радио шансон? С кровью выхаркает бензиновый угар и табачный дым?

Неужели будет каждое утро принимать душ и стирать трусики?! В кои-то веки проснётся с головой, не разламывающейся от боли и страстного желания немедленно подохнуть – будь оно проклято, по женской линии, Алькино долгожительство!

***

Говорят: судьба, судьба. Но вот, допустим, с утра тебя ждала судьба: выверенная, добротная, возданная по заслугам. А ты её прошляпил, проспал на пять минут. И твой дальнейший день – да что там, вся жизнь – покатится, вихляясь, шаляй-валяй по кривой дорожке. Отсюда весь бардак: потому что встречаешься со случайной, дурашной судьбой, а не с настоящей, уготованной – той что с большой буквы..