Надежда Нелидова - В России жить нескучно

© Надежда Нелидова, 2022

ISBN 978-5-0056-6653-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Родилась внучка – ясное солнышко, беленький комочек, тёплый мышонок, зарывающийся носиком в складки бабушкиной кофты, смысл и счастье всей жизни. Нянчилась, пела русские колыбельные, читала сказки про Лутонюшку и Марью-красу, декламировала Пушкина. Пусть в Америке прорастёт русский корешок, а вот уже и два корешка – появилась на свет вторая внучка, погодок.

Пролетело милое, лепечущее, пахнущее молоком детство. Сегодня она признаётся:

– Я страшно одинока. Мои девчули отдалились, стали чужими. «Сколько можно, надоела!» Телефон, косметика, наряды, комиксы, мультики… Вот, пожалуй, и всё.

– Обычное дело, вреднючий подростковый возраст. Ну-ка вспомни песенку: из чего же сделаны наши девчонки? Из звоночков, из цветочков, из тетрадок и переглядок, и прочих пустячков…

– Это другое. Я борюсь – но, чувствую, борюсь со всей Америкой. Здесь культ еды. Меня в ужас приводит, насколько огромное значение здешний ребёнок придаёт пище. Обычно ведь к старости проявляется грех чревоугодия и сластолюбия, а тут дети на полном серьёзе смакуют, предвкушают, задолго обсуждают поход в кафе и какие блюда они закажут, и как здорово будут ням-ням. Помню, в детстве, мы худышки, живчики, во дворе до темноты. Заскочим в дом, втихаря от мамы посыплем сахаром горбушку, смочим чаем, чтобы не сыпалось… Вкуснятина!

Раздумывает:

– Справедливости ради скажу, что всё здесь чрезвычайно вкусно, жирно, калорийно. Взять пиццу: чудовищное количество ингредиентов. Сыра, майонеза и кетчупа больше раза в три, щедрые куски бекона, ветчины – всё это буквально плавает в масле. Плюс специи, пряности, приправы, усилители вкуса… Оторваться невозможно, своего рода наркотик.

Подруга высылает видео с пляжа, с комментарием:

– Много толстых, переваливающихся, слоноподобных девочек-подростков. Футболки растянуты, шорты вот-вот лопнут. Бёдра трутся друг о друга: ширк-ширк, ноги-тумбы едва передвигаются. Почему именно девочки полные? Ну, не знаю… Потому что сладкоежки, девочек больше любят, балуют. Потом, не скидывай со счетов, что здесь уже не первое поколение питается ГМО-шными продуктами. Сын приехал сюда в девяностые. Так после здоровой советской еды с непривычки, с этих искусственных биодобавок он по утрам опухал – глаз не видно! Будто пчёлы покусали.

Как часто бывает в наших телефонных разговорах, от какой-нибудь пиццы мы плавно переходим на высокие материи.

– Пиршество плоти! – кипятится подруга. – Торжество бездуховности! Знаешь, когда человек перестал быть животным? Когда поел, поспал и спросил себя: «А что дальше?». Ответ напрашивается: получать удовольствия. Но получение удовольствий – там нет конца, там бездна, кто-то из великих сказал.

– Ой, пожалуйста, не дави цитатами. И выключи из себя морализатора и учительницу литературы, – советую я. – А тебе нужно непременно, если женщина – то Настасья Филипповна или Сонечка Мармеладова. Если мужчина – либо Алёша Карамазов, либо Раскольников с топором. Тварь я дрожащая или право имею – и на меньшее не согласен.

Глупо требовать от каждого, чтобы он был творцом, художником. И зачем?! Обыватель – ругательное слово, а ведь его корень хороший, крепкий: «бывать». Фундамент общества. Кто-то пишет стихи и картины, заглядывает в дальние уголки космоса, снимает мощные фильмы. А кто-то в это время выращивает и печёт хлеб. Без надрыва, без ажитации, горящих глаз и крыльев за спиной – просто печёт, и всё. Кормит людей. Что в этом плохого?

Ну, вырастет из внучки не Ахматова с надломанной судьбой и гениальными больными стихами, а почтенная супруга и добродетельная мать семейства. Станет вести дом, разводить цветы, ходить по выходным в церковь. Всяко лучше, чем задаваться неразрешимыми дилеммами и брать в руки топор.

Подруга возмущается:

– Да чего ты привязалась к Раскольникову?! Вот я сказала про американское преклонение перед едой. Хотя… у них много хорошего, не мешало бы нашим взять пример. Культ беременной женщины, культ пешехода на дороге, культ трудоголика, у них нет этого чванства и чудовищного количества дармоедов во власти. Но вот культ собаки в Америке меня напрягает. Скажи я это вслух в городке – от меня шарахнутся, я прослыву догхантером.

Вот слушай, – перечисляет она: – Для пёселей здесь – ежедневные ванны с гипоаллергенными шампунями. Наборы щёток для расчёсывания и массажа, средств по уходу за шерстью. Еда только самая здоровая, за этим следит общество защиты животных. Баланс микроэлементов, витаминов, жиров, углеводов. Заметь, это на фоне жиреющих детей, уплетающих чипсы, картошку фри и тонны сладостей. Потом, личный ветеринар-терапевт, грумер, маникюрщик…

Гора собачьих аксессуаров: развивающие игрушки, домик домашний, домик уличный, коврики для того, коврики для сего, полотенца, гигиенические салфетки. Башмачки для горячего асфальта, башмачки для зимы, башмачки в гололёд. Одежда для весны, одежда для зимы. Иногда катят детскую коляску, с нежностью и воркованием поправляют кружевную накидку – а оттуда выглядывает какой-нибудь мопс. Для меня это диковато выглядит.

***

Мы с подругой активно обмениваемся книгами и фильмами – и обязательно обсуждаем.

– Тебя ничего не напрягло в последней киноповести? Не показалось что-то не так?

Показалось. Кадры европейского города, сорок седьмой год. Непривычно много мужчин на улицах. Здоровые, в добротных долгополых пальто и шляпах, с солидными портфелями. Сравните с русскими послевоенными обезлюдевшими городами, сёлами. «Не гневила, не кляла она судьбу, похоронка обошла её избу. Повезло ей, привалило счастье вдруг. Повезло одной на три села вокруг. Повезло ей, повезло ей, повезло. Оба сына воротилися в село».

Война прошлась как смерч по Советскому Союзу. Это не красивый оборот речи. У меня не вернулись с фронта три двоюродных деда с отцовской стороны и родной дядя – с маминой. Подруга-учительница каждые 9 мая просила: «Встаньте те, у кого погибли родные». Тихо, стараясь не греметь откидными крышками, вставал весь класс.

Освобождая Восточную Европу, полегло не менее миллиона бойцов Красной Армии. И у нас с подругой одновременно вырывается вопрос: вот они ложились костьми и омывали своей кровью их землю от фашистов. Но в каких убежищах, подвалах, норах, в какой эмиграции прятались эти упитанные, благополучные бюргеры вполне себе призывного возраста?

И вот вылезли на готовенькое. Косые взгляды исподлобья, губы кривятся под усиками. Уже тогда было видно: ненавидят. Освободители для них не лучше Гитлера. А может, хуже.