Надежда Нелидова - В России жить нескучно

Вон ещё пишут, семян мало. А зачем нам привозные? Бросьте клич по огородам, по бабулькам. Лично у меня пять лишних ящиков отличной семенной картошки – поделюсь с кем хочешь. Не какая-то гидропонная заграничная, а родная, закалённая, каждый клубень ладошкой оглажен. Моя-то с подружками-стрекотушками (это он про жену) какими хочешь семенами поделится: огуречными, помидорными, кабачковыми, тыквенными, укропными… Лук семейный золотой, отборный. Год-два – свой семенной фонд образуем. Зайди, покажу.

И я не поленилась, и зашла к Харитонычу, и сфотографировала: и картошку, и тыквенное семя – в магазинных пакетиках они хилые, с червоточинкой, а эти хоть на ВДНХ.

– Выживем! – обещает он.

– Надеюсь, хотя бы не из ума, – вздыхаю я, как в анекдоте.

И мы невесело смеёмся.

Харитоныч сердито швырнул газету. Ей богу, в последний раз оформляет подписку, ещё пенсию тратить! Для того, что ли, чтобы читать про сурков, которые в зоопарке вышли на первую прогулку? Вот уж, действительно, новость номер один. Или разглядывать на первой странице морду розового миннипига в кружевном чепчике и его губастой хозяйки? Такое вокруг творится – а тут свинья в чепце.

– И что теперь? – возразила жена. – В простыню заворачиваться и на кладбище ползти? Жизнь продолжается. Не все такие заполошные, как ты. – Она втайне ставила себе в великую заслугу, что столько лет терпела занозистый, поперечный, неуживчивый характер мужа. Он даже на демонстрации и прочие массовые мероприятия не ходил: видите ли, в толпе переставал чувствовать себя Личностью. Ой, поглядите на него, личность: щупленький, вертлявый, метр с кепкой.

Не одобряла жена в Харитоныче и увлечения политикой, с его-то сердцем. Вон, в октябре 93-го угодил в кардиологию. На полном серьёзе собирался тогда в Москву, выбивал отпуск за свой счёт: он работал стропальщиком в местном леспромхозе. Врачи запрещали, а он упрямо не отходил от радио. Ещё не остыли сотни тел защитников Белого дома – а целый день в эфире торжествующе, визгливо наяривали трактирные привязчивые наигрыши.

«Пропал Калабуховский дом. Быть шабашу», – подумал тогда обречённо Харитоныч. Так оно и вышло. В бывших заводских и фабричных цехах выросли-зацвели мухоморами и поганками раззолоченные торгово-развлекательные центры. Гуляй, рванина! Народ радостно помахивал бусами, стекляшками и лапшой на ушах.

А в воздухе неспокойно, душно было, как перед грозой. Чем дальше, тем больше зрело, наливалось тягостной тоской тревожное ожидание. Дербанит Россию своё же, родное ворьё – и будто так и надо. Ой не ладно, не может так бесконечно продолжаться, сколько ниточке ни виться – а кончику быть. Снова не ошибся Харитоныч, как в воду глядел.

– Мы люди маленькие, – приговаривала жена, отмеривая в рюмочку тридцать капель вонючего корвалола. – От нас ничего не зависит.

Вот из-за этого… Из-за таких вот. Сто миллионов «маленьких» людей, которые по углам отсиживаются. Вон оно, равнодушие-то чем обернулось.

– Пей сама свои кошачьи капли!

Толкнул рюмку, застегнул ветхий пиджак и захромал на край села – излить душу, высказать сомнения, может быть, поспорить. Там на отшибе, в половине пятистенной избы жил учитель черчения, тоже на пенсии, Илья Семёнович, вдовец. Как-то получалось у него в ворохе слов найти нужные, убедительные, а не убедит – так заставит примолкнуть, повесить голову, задуматься – при этом, заметьте, даже голоса не повышал. Вот что значит интеллигент.

Посмеивался: «Знаете, как говорят: чем слабее аргумент – тем выше голос. Слова должны быть мягкими, а аргументы твёрдыми». Умел уважительно выслушать – в отличие от Харитоныча, наскакивающего петушком, глотающего целые фразы, отчаянно торопящегося высказать мысль, пока не выскочила из дырявой головы.

– Глубже нужно смотреть, Андрей Харитонович, глубже.

И Харитоныч понимал, что да, прав Илья Семёнович. До этого он, стыдно сказать, уподоблялся чеховской Душечке. Слушал одного зажигательного эксперта в интернете – соглашался, всё верно. Переключался на другой канал – и тут всё гладко, и в третьем своя правда. В итоге путался в сотнях маленьких правд и окончательно терялся: кому верить?

Илья Семёнович научил отделять зёрна от плевел. Когда огород от сорняков очищаете – вы же не травинки маникюрными ножничками стрижёте, а докапываетесь до корня, верно? Иногда корень на полметра в землю прорастает. Во всех мировых и локальных войнах, говорил, нужно уметь распознать того, кто на её руинах выиграл. Так было в Первую Мировую, Вторую Мировую и вот в в эту… Спецоперацию.

Кто выиграл – тот и есть ласковый провокатор, бархатный зачинщик и невидимый поджигатель. Кукловод, дёргающий за ниточки царьков с их кровавыми хотелками, сопелками и пыхтелками. Теперь за те сопелки народ отдувается.

И всё-то эти лисы Алисы и коты Базилио чужими руками жар загребают. И вроде ни при делах – а именно к ним в сундуки рекой стекается мировое золото. То самое злато, злато, через которое столько зла-то.

Вот и нынче: посеяв грандиозную смуту, заморские Карабасы Барабасы запаслись попкорном, поелозили сытыми задницами в креслах, устраиваясь удобнее. Зрелище сладкое и желанное их сердцу. Сидят любуются, как в безопасной от них дали славянские народы крошат друг друга. Радуют Сатану, тешат Дьявола.

У Ильи Семёныча на тесной полке среди прочих стоит книжка «Мифы Древней Греции», давал почитать. Харитонычу запомнилось: в гущу выросших из земли воинов кинули камень – и они, ослепнув, обезумев, направили копья и мечи друг против друга. Эх, а надо бы прозреть и повернуть на того, кто кинул камень.

И, хотя Харитоныч категорически не верил в Бога, отчаянно хотелось воздеть руки и возопить: «Господи, и ты это видишь и молчишь?!»

***

…На дверях половины избы Ильи Семёновича висел замок. Что на него не похоже: обычно, уходя, припирал дверь палочкой. А чего у старика тащить – «Мифы Древней Греции», что ли? За забором в огороде возилась соседка, Харитоныч её окликнул. Та подошла, вытирая руки передником.

– Не насовсем ли уехал, второй день не видать? Сынок с семьёй за границей, давно звал к себе. Вон вокруг что творится. Как с ума посходили, носятся туда-сюда, мечутся как петух без головы. Старик мой слышал, вчера на рассвете такси подъезжало. Не по-соседски, не попрощался, видимо, срочно.

Харитоныч так и сел на чистенькую, мытую дождями завалинку. Не ожидал, что вдруг станет пусто и больно на душе. К кому сейчас пойти, с кем поговорить? В последний раз у них осталась незаконченной захватывающая, интереснейшая беседа.

Кто, в конце концов, усадит его пить чай с богородской травой и каменными пряниками, хлопнет по коленке, вскочит и возбуждённо по комнате пробежится: