О. Генри - Благородный жулик

– За Свободу и Независимость! – произнес он тост, – Я взываю к Богам!

Затем, отдав должное Богам – Олимпийцам, а, также для того чтобы досадить мучающему его диабету, он выпил еще. На этот раз за успех в бизнесе. Затем последовали тосты: и за абрека Райсулы 17, и за железнодорожников из «Норзерн Пасифик», и за типографию школьных учебников, и за борьбу с беззакониями связанными с производством маргарина, и за Лихай Вэлли 18, и за Федерацию Угледобывающих Предприятий, и… за всех Святых Угодников!

– Энди, все нормально, – говорю, – ты, конечно, должен выпить за наших братьев монополистов, но только смотри, сильно не увлекайся. Ты же знаешь, что самые известные и всеми ненавидимые магнаты-миллиардеры – по жизни трезвенники и перебиваются бледным чаем с сухариками. Поэтому, если ты хочешь стать богатым, то знай меру.

Энди зашел в подсобку и вышел оттуда переодевшись в свой лучший костюм. Смотрю, появилось в нем что-то зловещее, демоническое и притягивающее, а его глаза пылали огнем – и это были глаза благородного повстанца. Такая перемена в нем мне совсем не понравилась. Я наблюдал за ним и видел, как он меняется после каждой новой порции виски. На всех спиртное действует по-разному, но существует две ситуации в которых вы никогда не знаете, как человек поведет себя в следующий раз. Первая, – это когда мужчина выпивает свою первую рюмку спиртного, а вторая, – когда женщина выпивает последнюю.

Менее чем за час Энди превратился из раздавленного морской пучиной ползающего по дну ската, в гордый и отважный буер, способный носом прошибить самые крепкие льды Антарктики. Внешне он вел себя прилично и пытался сохранять спокойствие, но чувствовалось, что внутри него бушует огонь. Никто не знал, что от него можно было ожидать в следующий момент, настолько жажда приключений затмила его разум.

– Джефф, – говорит. – «Ты же знаешь, что я Везувий – пылающая геенна огненная?

– Само собой, я в этом ни минуты не сомневался, – отвечаю ему. – Но ты же не Ирландец, и поэтому тебе не надо коверкать слова. Почему ты не сказал, что ты Вельзевул и гений, согласно всем правилам синтаксиса английского языка, так как произносят эти слова американцы?

– Нет, я не ошибся! Я сказал, именно, то, что я и хотел сказать! – ответил он. – Я Везувий, – огнедышащий кратер вулкана. Внутри меня бурлит огонь, потоками лавы он вырывается наружу и превращается в слова и фразы, которые в изобилии своем готовы обрушиться на собеседника. Я чувствую как миллионы различных фраз, а сними синонимов и антонимов клокочут во мне. Я чувствую, что я должен произнести речь на какую-нибудь тему. Ведь, после того, как спиртное ударит мне в голову я превращаюсь в настоящего оратора.

– Хуже этого ничего и быть не может, – сказал я.

– Насколько я себя помню, – говорит он, – алкоголь всегда пробуждал во мне желание выступать перед публикой. Вот почему во время второй выборной кампании президента Вильяма Брауна 19перед моим выступлением мне наливали три порции коктейля «Рикки» 20и я мог говорить о «Серебряном вопросе» 21на два часа дольше самого Билли 22. В конце концов, они меня убедили в своих выступлениях говорить о золоте как о единственном стандарте, который должен поддерживать американскую денежную единицу 23. И вот результат! Вопрос о серебре отпал.

Если у тебя появилось такое сильное желание поговорить, – говорю, – то почему бы не прогуляться на берег реки и не отвести там душу? Насколько я знаю, там много всякой мошкары роится, а она прекрасный слушатель. Она, к тому же еще, и прекрасный оратор, потому что жужжит без умолку. Ну, что-ж, придется ей тебя терпеть. А компанию ты ей составишь прекрасную, будете вместе ораторствовать.

Нет – ответил Энди. – Мне нужна аудитория. Для меня лишь только одна мысль о том, что я могу потерять слушателя, кажется такой же чудовищной как то, что Сенатора Бевериджа люди зывают Великим Юным Сфинксом с побережья реки Уобаш 24. Джефф! Я знаю, что могу сплотить людей! Я должен сказать то, что лежит у меня на сердце, иначе, в один прекрасный момент, я потеряю нить рассуждений и стану похож на занудное, сентиментальное собрание сочинений глубокоуважаемой миссис Саутворт в роскошном переплете с золотым обрезом.

Я его спрашиваю – а какие темы для практики ораторского искусства наиболее импонируют тебе, и какие из них ты хотел бы затронуть в своем выступлении? Есть ли у тебя какие-нибудь тезисы?

– У меня нет какой-либо конкретной, излюбленной темы, – заявляет Энди. – Я универсал, по каждой теме я имею серьезную подготовку и глубокие знания. Я одинаково хорошо разбираюсь во всех них вместе взятых и в каждой в отдельности. Я могу говорить о решении проблемы Русской эмиграции или же о поэзии Джона Китса, или же говорить об оплате тарифов за оказанные услуги, или же о кабильском языке и литературе 25, или же об устройстве и работе канализационных систем. При этом, я могу заставить свою аудиторию почувствовать всю остроту момента, заставить смеяться, восклицать, и печально всхлипывать, кричать от возбуждения и радости, а также безудержно рыдать, роняя слезы.

– Ну, что-ж, Энди, – говорю, – Если, ты действительно чувствуешь непреодолимое желание выступать публично, открыть людям глаза и указать им светлый путь, я полагаю тебе надо в город. Там ты найдешь кого-нибудь, кто согласится терпеть, пока ты будешь гнать пургу 26. А мы всей ельней 27будем работать. Скоро обед и весь народ, естественно, попрет к нам, а хорошо просоленная свинина с бобами вызывает непреодолимое желание вмазать. Уверен, мы заработаем тыщи полторы, а может и больше, еще до того как наступит полночь.

Энди ушел и я видел, как он остановил пару прохожих и начал с ними говорить. Постепенно количество людей, окружавших Энди, выросло до шести. А через некоторое время я увидел как он жестикулировал и размахивал руками на углу улицы, при этом, что-то убежденно и горячо толкал уже перед довольно большой группой. Когда, не закрывая свой рот ни на секунду он тронулся с места, вся толпа, выстроившись в цепочку, потянулась за ним. Он шел вдоль по главной улице города собирая вокруг себя все больше и больше людей к которым, увлеченно прислушиваясь, присоединялись все новые и новые желающие получить святое откровение из уст Великого Посвященного. Вся эта картина напомнила мне сказку о Крысолове, который увлек за собой всех крыс из города.

Пробил час, затем два. Уже, смотрю, на часах три, а вокруг ни единой души.… В наш салун никто не пришел. Шел легкий моросящий дождь. Улицы были пусты, лишь только несколько уток важно крякая, разгуливали вдоль и поперек, и лишь иногда женщины озираясь по сторонам, спешили по магазинам.