Алексей Авшеров - Жулик. Часть 2. СВ

Я стоял на палубе под защитой козырька капитанского мостика и смотрел на мокрый от ноябрьской сырости причал. Моросящий дождь и сумерки разогнали всех по домам. Редкие пассажиры экономического класса давно закрылись в своих каютах, и неотвратимое одиночество овладевало мной. Корабль готовился к отплытию. Матрос отдал швартовы, как вдруг в пустоте вечера раздались торопливые шаги. В направлении парохода, толкая ручку большого чемодана, шла женщина. У трапа она в нерешительности замешкалась. Увидав пассажирку, вахтенный ловко подхватил багаж и подал ей руку. Окончательно продрогнув, я собрался уйти, но, услышав те же шаги по наружной лестнице, передумал.

Опоздавшая вошла на палубу. Высокая, статная, одетая в короткое, до колен, бежевое пальто, она обращала на себя внимание. Появление в последний момент, темные, не по сезону, очки вызывали интригу. Платок, скрывающий волосы и часть лица, съехал на бок. Женщина прошла мимо, оставив за собой легкий аромат от Dior. Миг – и в соседнем suite вспыхнул свет, окна других кают пугали темнотой. Я и незнакомка оказались одни в первом классе.

Отработав винтом, судно отчалило. Подошел стюард и предложил сделать заказ на ужин.

Ресторан располагался на верхней палубе и напоминал гостиную. Из пяти столов накрыли два. Она уже ела. Пожелав приятного аппетита, я сел за другой стол, напротив. Приподняв уголки губ, дама кивнула в ответ. Теперь я мог рассмотреть ее. Светлые волосы, лишенные косынки, мягкими волнами струились на плечи, бирюзовое платье с брошкой и косым вырезом плотно облегало массивную грудь, лицо, несмотря на возраст, выглядело свежим и ухоженным. Ей могло быть и сорок, и за пятьдесят. Ботокс и гиалуроновая кислота спутали все карты.

Ела она не спеша. Пробуя блюдо, женщина внимательно смотрела в тарелку. Иногда в сторону от нее летел яркий блик. Это сверкал большой бриллиант на безымянном пальце. Ужин долго не приносили, и я с интересом косился на незнакомку.

‒ Если вам приятно на меня смотреть, сядьте ближе, ‒ не выдержала она, ‒ разглядите в деталях.

‒ С удовольствием! – я пересел к ней, и стюард принес второй прибор. – Как обращаться к вам?

‒ Анель. А вас как зовут?

Я представился и для начала спросил:

‒ Знаете перевод вашего имени?

‒ Нет, ‒ тень смущения пробежала по ее лицу.

‒ С греческого «светлая», у арабов – «везучая», – и подумал: «Имя, конечно, наврала!»

Принесли мой шницель по-венски.

‒ Любите мясо?

‒ Вы тоже, смотрю, не вегетарианка, ‒ я указал на турнедо шамбор на ее тарелке.

‒ Не хочу рыбы, когда вокруг столько воды. У меня талассофобия.

‒ Моря боитесь? Что же заставило плыть в такую ненастную погоду?

– А вас? – она задала встречный вопрос.

‒ Давно хотел в Крым, а тут командировка в Сочи. До Ялты по-другому не доберешься. Авиарейсов нет, и этот пароход последний, – наврал я.

Исчерпав тему погоды и обсудив ужин, мы замолчали. Разговор не клеился, она не договаривала.

Покончив с десертом и поблагодарив ее за компанию, я встал из-за стола.

Анель остановила меня:

– Предлагаю продолжить вечер в салоне. Я разузнала – он где-то здесь. Только ненадолго схожу в каюту, сменю casual на что-то соответствующее.

‒ Выпьете что-нибудь?

– Спросите граппы, если нет – обойдусь виски.

Мы разошлись: она к себе, а я в бар исследовать местную винную карту.

Салон в стиле «а ля франсез» находился на носу корабля. Днем, в хорошую погоду отсюда открывался замечательный вид на море, но сейчас большие окна пропускали лишь черноту ночи и монотонный стук дождя. Помещение оказалось уютным. Мягкие диваны, репродукции картин импрессионистов, цветы в вазонах создавали камерное настроение послеобеденного релакса.

Она и бармен вошли одновременно. Винтажное платье в пол преобразило ее. Кольцо с крупным жемчугом сменило бриллиант, такой же перламутр облегал шею, уводя взор от глубокого декольте. Наполнив бокалы, бармен оставил нас. Я указал на одну из картин Эдуарда Мане:

‒ Вы схожи с «Олимпией»!

–Произвожу эффект доступной женщины? Уподобляете меня куртизанке? – она сделала глоток и лед в ее хайболе мелодично зазвенел.

‒ Это заблуждение. Натурщицей Мане выступала художница Викторина Меран, а проституток рисовал Лотрек. Я же имел в виду только жемчуг на ваших шеях. В остальном «Олимпию» вы затмите.

‒ Ловко вывернулись, и за комплимент спасибо, – она кивнула на картину. ‒ Глядя на нее, вспоминаю прошлое. Когда-то я встречалась с живописцем. За манеру письма друзья прозвали его тоже Мане, хотя он изображал обнаженных только со спины.

‒ Вдохновляли его?

‒ Наверное. Мою задницу он рисовал часто.

‒ Принадлежите к богеме?

‒ Что вы! Я врач, а познакомились в Сочи.

‒ Расскажете?

‒ Жизнь тогда шла наперекосяк. Муж изменил, ушел к другой. В больнице, где работала, денег не платили, маленький сын на руках. Устала от всего и поехала нервы подлечить. Примерно в это же время. Убивая вечер, пошли с соседкой по номеру в ресторан. Заведение, в отсутствие отдыхающих, оккупировали местные. Играла лезгинка, на танцполе резвились хачики, и внимание привлек один из них. Танцевал он божественно! В нем двигалось все! Каждый сустав, каждая мышца худощавой фигуры учувствовала в этом зажигательном танце. В такт музыке, он резко вскакивал на мыски и, вскидывая вверх руки, издавал мощный, гортанный крик. Ноги кавказца в красных мокасинах молнией неслись по залу. Как завороженная, я следила за ним. Грянул финальный аккорд, и музыка стихла. В оцепенении я привстала. Парень заметил меня и подошел.

‒ Понравилось? – спросил он, тяжело дыша.

– Очень!

– Танцевать любишь? Поедем со мной, не пожалеешь! Жди на улице.

Я кивнула и, взяв сумку, поднялась из-за стола.

‒ Ты с ума сошла? – пытаясь задержать меня, прошипела компаньонка. – В каком ауле тебя искать?

Как под гипнозом я вышла из ресторана. На улице моросило. Меня трясло, то ли от сырости, то ли от сильнейшего желания почувствовать в себе эту необузданную мужскую плоть. Прошло минут пятнадцать – он не выходил. Холод и дождь немного отрезвили и, вспомнив, что забыла ключ, вернулась обратно. За столик уже присели двое курортников. Злорадно посмотрев на меня, Наташа указала в дальний угол. Там с парой блондинок, сидел тот, кому я собиралась отдать всю себя. Что пережила – словами не передать. Обида, унижение, неудовлетворенная похоть смешались в крутой коктейль.

Дальнейшее помню плохо. Соседка, увлеченная кавалером, пыталась навязать мне второго. Им и оказался Мане. Не отвечая на его комплименты, я смотрела на кавказца, однако тот не оборачивался.