Илья Странович - Дом 2121

Язь стоял на огромной каменной глыбе и, что есть мочи, молотил полутора метровым куском бревна вдоль внешнего края камня, не прилегающего к внутренней кладке. Удары разносились по наклонной стене. Время от времени он прибегал к помощи металлического инструмента с единственной красной кнопкой сверху и парой крутилок расположенных на боку ниже. Назначения крутилок Язь не знал, да и не задумывался об этом. Если глыбу перекашивало, он откладывал бревно, брал железяку, прикладывал к месту, которое хотел выровнять, жал на кнопку и, напрягаясь всем телом, налегал на рукоятки. С тяжелым угрожающим гулом инструмент изрыгал удар, вибрация через босые ноги мгновенно взлетала по хребту до макушки. По всему телу бежали муращки – Язю нравилось. В какой-то момент он будто впал в транс и так разошелся, что удары бревна стали расходиться звуковыми волнами во все стороны. На него опасливо поглядывали с разных концов склона. Старик, привязавшийся к Язю некоторое время назад, замер на несколько секунд, стоя на его уровне через пяток глыб справа. Он было собрался окликнуть парня.

Внимание господина инженера тоже привлёк, вошедший в раж крепыш на верху. Господин инженер, щелкнув языком, сбросил разговор с транспортником. Указательным пальцем он поправил очки на переносице. Зрачки дернулись, торопя Гласс сфокусироваться на маленькой фигурке на склоне стены. Ещё немного, и дикарь расколет глыбу. Фигурка очертилась красным, Навин дал импульс. Дикарь вздрогнул, схватился за затылок, потерял равновесие и повалился вниз.

Щуплый старик едва успел поймать его за волосы, потом перехватил двумя руками за шею, потянул на себя, и они повалились в сторону от пропасти.

– Ты зачем так колотишь, дурень? – проскрипел старик, недобро глянув вниз на господина.

Язь выпучивал глаза и ловил ртом воздух, виски и затылок разрывало от нестерпимой боли.

Навин не хотел ронять работягу вниз – ему было всё равно. Увидев, что тот не сорвался, он потерял интерес к происходящему, отвернулся и, щелкнув языком, возобновил разговор.

Навин приехал в сектор около четырех лет тому назад.

Когда, всё же получив образование, не нашёл работу дома, направился в столицу штата, где несколько недель прожил на улице. Так ему не хотелось возвращаться в родной городок. И всё же пришлось. Надежда жениться и родить ребёнка отдалялась на неопределённый срок. Он всё ещё мог иметь детей, несмотря на очередную эпидемию, прокатившуюся по многим штатам и стерилизовавшую десяток миллионов преимущественно молодняка. Его отец, когда они втроём сидели за обеденным столом, говаривал, – мы слишком хороши для их вирусов, и нас всё ещё много. Но они очень стараются, – смеялся он.

После подобных высказываний мать Навина вскакивала, хваталась за голову и причитала, – когда-нибудь они придут и уведут тебя за твой длинный язык, лавку разграбят, а нас забьёт толпа. Отец грустно усмехался и пытался успокоить истеричную хлопотливую жену. Он был учителем истории, но большинство школ закрылись 15 лет назад, и отец открыл лавку, торговля шла скромно, однако, глава семейства смог дать Навину кое-какое образование по прежней программе и даже достал материалы, которые помогли ему подготовиться к поступлению в архитектурный колледж. Правда, на учёбу он пробился чудом – людям его происхождения уже нельзя было учиться после семнадцати лет. А до семнадцати учиться было попросту негде. После неудачной попытки взять штурмом тесный и смрадный, влекущий огнями и ритмом Мумбаи, он помогал отцу в лавке. Родители возлюбленной и близко не подпускали его к дому, – дочь была хороша собой, в их планы входило правильно выдать её замуж. Навину осточертел местный Каматипура 2 2 Название района красных фонарей в Мумбаи с его душными, зловонными комнатушками и отталкивающими обитателями всех полов. А о бионических подружках люди его касты не могли и мечтать. Плакаты популярных бионик кэшгерлз, созданных по образу самых красивых богинь, украшали его комнату. В Мумбаи он видел нескольких «живьём», когда околачивал пороги приличных контор на Флора Фаунтин и засиживался до ночи у дорогих заведений. Эти создания прилетали в лимузинах к блестящим и неприступным ледяным глыбам деловых центров. Однажды, сидя у обочины на Марин драйв, он увидел вновь прибывшую яхту. Разодетый грузный водитель в неправдоподобно больших черных усах, красном необъятном сюртуке, застёгнутом на все золотые пуговицы и кобурой с блестящим пистолетом подмышкой, походивший на жука, отворил дверь. Из клетки выпорхнула, словно стрекоза, она. Двумя фарфоровыми ручками девушка приподнимала длинное платье-облако, чтобы не споткнуться, в двух других были сумочка и тлевшая длиннющая сигаретка «эйфа». Навин открыл рот от изумления и чуть шевельнулся. В следующий миг оба огромных глаза, не мигая смотрели в его мозг, считывая импульсы, оценивая позицию. Он не попал во внимание сразу и сейчас на короткое время представлял потенциальную угрозу. Через секунду божество отвело взгляд. Будто его – Навина, голодного, в затасканном отцовском пиджаке, стоптанных натёртых дешёвым черным силиконом туфлях, и не существовало здесь вовсе. Ему захотелось заползти в сточную канаву и остаться там навсегда.

Дома дни тянулись уныло, ливни и наводнение сменились зноем и беспорядками, охватившими всю Махараштру. И навинов никчёмный городок наводнила толпа голодных и безнадежных соплеменников. Бунты вспыхивали стихийно и бесцельно – никто не думал выдвигать требования или что-то вроде, скорее стащить что-нибудь и выплеснуть злобу. Очередного смутьяна подхватывало, как песчинку и уносило с толпой.

А позже, как и всегда, на их усмирение и отлов прибыли гвардейцы. Улицы наполнились басовитым жужжанием дронов, распыляющих газ, плюющихся пулями-метками, сканирующих толпу на самых активных бунтовщиков и коротящих чипы, за милисекунду превращая в калек своих носителей. Лавка была закрыта почти месяц.

Внезапно пришло известие от старшего брата матери. Он много лет работал в Северном Секторе и в семье считался состоятельным человеком. Однако теперь его настигла лейкемия – слишком долго он был в опасных землях. Как ветеран стройки Северного Сектора он мог рекомендовать тамошнему наместнику кого-то из родственников на своё место. К несчастью – в его семье были лишь дочери и те могли остаться без дохода, если кормильца не станет – хотя дяде удалось скопить некоторое состояние, с горя и от страха приближающейся гибели, он стремительно проматывал его, да и прежде жил на широкую ногу.

Итак, двадцатилетний Навин оказался избранником судьбы, счастливчиком. Несмотря на опасность заразиться радиацией, и данное дяде обязательство платить сорок процентов от жалованья вот-вот осиротеющим дочерям, он мог через пяток лет вернуться богачом по местным меркам.