Инесса Подгородецкая - Чудесные истории

Среди ночных звуков леса ухо уловило какой-то посторонний, не свойственный природе шум. Я вскочила с земли и пошла в его сторону. Сначала приходилось часто останавливаться и прислушиваться. Но чем громче становились звуки, тем быстрее я двигалась к их источнику. Обоняние ощутило запах дыма. Жутко захотелось к костру. Пусть даже меня бы потом на нем изжарили. Лишь бы выбраться из этого пугающего тёмного леса. Песни, звон и смех, наполняющие лес жизнью, были моей путеводной нитью. Волею судеб я снова оказалась на той самой поляне, откуда меня погнали дубиной. Только теперь здесь было полно народу. Парни и девушки плясали возле костра, смеялись, громыхали трещотками. Те, что посмелее, обнимались и целовались в укромных уголках. На меня не обращали внимания. Пока. Но теперь я бы ни за что не ушла! Уж лучше огрести палкой, чем кормить волков и медведей – или кто у них тут в этих лесах водится?!

От огня отскакивали маленькие искорки и взмывали в бархатное небо. Хотелось согреться. После пережитого тело сотрясал озноб. Стараясь не привлекать внимание и держаться ближе к тени, я стала продвигаться к огню. Но дойти до заветной цели мне было не суждено. Заметив фигуру, вышедшую из леса, я сначала остановилась, а потом и вовсе попятилась назад. Прямиком к огню двигалась моя попутчица. Только узнать в ней милую, добрую бабушку-одуванчика теперь не представлялось возможным. Метаморфозы, произошедшие с ней, заставили волоски на теле встать дыбом. Некогда тонкие, пушистые волосы бабули сейчас клоками торчали в стороны, зубы заострились, как лезвия пилы, а глаза превратились в чёрные-пречёрные дыры. Голос, прорвавший застывшую тишину, был бесконечно страшен. Наверное, именно так звучат трубы апокалипсиса. В памяти всплыла история, рассказанная в автобусе. Зря, ох, зря потревожили покой этой ведьмы!

Пока я раздумывала, что можно предпринять, чтобы спасти людей, они бросились врассыпную от старухи, направившей свои узловатые пальцы к огню. Под ее чарами искры стали множиться и собираться в спираль, образуя подобие воронки. С каждым мгновением она разрасталась, набирая силу и мощь. А затем ведьма направила ее на людей. Я побежала вместе со всеми. Краем глаза мне было видно, что парни и девушки, соприкасаясь с искрами, застывали на бегу и превращались в скрюченные деревья. Рядом застыла девица, та самая, что выгнала меня с поляны. Но злорадства я не чувствовала. Только страх. Леденящий ужас, сдавливающий горло. Сзади раздавался жуткий смех. Я споткнулась, зацепившись ногой за торчащую из земли ветку, потеряла равновесие и начала падать. Прямо на найденный мною венок. Ударившись головой о землю, я отключилась.

Очнувшись, я потерла шишку на лбу, чтобы уменьшить боль. Автобус подпрыгнул на кочке, и я вновь ударилась головой о стекло, прислонившись к которому, задремала. Мы приближались к танцующему лесу. Рядом со мной на пустом сиденье лежал рюкзачок. Я достала из его брюшка фотоаппарат. С экрана на меня смотрела хитрая кукушка. А за окном мелькала нарядная осень.

Instagram: @fili_elena_

– Костя, мне страшно.

– А ты представь, как страшно мне.

Лёля сжалась на хлипком больничном стуле. Она ждала других слов. Что-то вроде: «Подожди, милая, всё будет хорошо. Просто неполадки техники или внезапно наступил обед у врача, он тоже человек».

Костя и Лёля сидели в коридоре среди других ожидающих результатов МРТ. Сидели уже очень долго. Сначала болтали, так, ни о чём, потом замолчали, стараясь гнать из мыслей нехорошие предчувствия. Вокруг сменились все пациенты, появились новые, а выписку обследования всё не выносили. Костя устало прислонил голову к неброской бежевой стене и прикрыл глаза. Лёля не отрываясь смотрела в окно на сыпавший без перерыва уже который день подряд снег.

Погодный катаклизм, редкий для Москвы, измучил коммунальщиков, не справлявшихся с очисткой дворов и дорог. Зато радовал детишек и стариков. Первые самозабвенно строили снежные крепости, прикрепляя к стенам вылепленных с фантазией солдат-уродцев, катались на горках и коньках. Вторые просто наслаждались. Прожив жизнь, они умели ценить редкие мгновения великолепной красоты. Даже боль в скрипевших коленях ненадолго отступала, как будто от восторга перед неумолимой силой взбунтовавшейся природы.

Распахнулись двери, ведущие к лифту. Оттуда, пятясь и таща за собой видавшую виды, гремевшую на все лады инвалидную коляску, появилась знакомая медсестра. Как раз из того отделения, где последнюю неделю лечился Костя. Она прошла мимо и даже не улыбнулась, хотя обычно её бьющую через край жизнерадостную словесную трескотню было не остановить. Лёля терпеливо выслушивала её, ожидая мужа с процедур. Да что вообще происходит?! Паника парализовала тело, Лёля теперь смотрела только на дверь кабинета, ожидая приговора. Дождалась.

– Сейчас за Константином приедет «Скорая», его отвезут в горбольницу. К сожалению, томограмма показала затемнения в головном мозге.

– А… кресло инвалидное зачем? – глупо улыбаясь, страшась тяжёлого молчания мужа за спиной, спросила Лёля, чтобы хоть что-то сказать.

– В таком состоянии ему противопоказано ходить, нужно избежать ухудшения до операции, – произнёс врач, который и вынес белый листок со страшным диагнозом, и, помолчав, добавил, словно вбил гвоздь в гроб только что оборвавшейся счастливой жизни: – Если ему назначат операцию.

– Да ты не бойся заранее, – успокаивала медсестра.

Вдвоём они толкали коляску с Костей по направлению к машине скорой помощи. Снег, достигавший колен, сопротивлялся и не давал прокручиваться колёсам.

– Там, скорее всего, кровоизлияние, я подслушала разговор докторов. Сделают трепанацию, уберут всё, почистят. Это нормально. Он же ходит сам и разговаривает. А это, поверь мне, уже везение. Такое бывает редко. Больница наша городская – это, конечно, не Склиф, но нейрохирурги есть. Операции делают.

Взвыла сирена, и «Скорая» понеслась сквозь метель, мимо занесённых снегом машин, проезжая все светофоры на «красный». Лёлю в машину не взяли, и она поехала на своей, держась вплотную, нагло повторяя все манёвры скорой, стараясь не отстать: нельзя, чтобы её Костя, так и не проронивший ни слова, остался с врачами «один на один». Их двое. Она рядом. И будет рядом. Всегда.

В тесной комнатке, где оформлялись документы на госпитализацию, они сидели вдвоём, отгороженные стеной страха от остальной жизни, от бесконечно входящих-выходящих любопытствующих врачей и медсестёр. Костя продолжал молчать. И Лёлю это пугало больше пролетавших мимо слов страшных слов: «трепанация», «выходные», «нейрохирург». Затем в приёмную колобком вкатился невысокий полный мужчина в чистом белом халате, плотно обтягивающем заметное брюшко.