Инесса Подгородецкая - Чудесные истории

– Деда! – закричал Игорёк, оказавшись на твёрдой земле магазинной площади.

Мужчина в дублёнке обернулся. Навстречу ему кинулся пятилетний паренёк в дутой курточке и модных ботинках с полосками. Дедушка вернул деревце продавцу и сгреб мальчика в охапку. Следом к ним подошла раскрасневшаяся пара взрослых, и вскоре всю семью проглотили крутящиеся двери гастронома.

Вью-ю-ю-ить, бах! Искры фейерверка вспорхнули в небо, как испуганные голуби. Когда золотой шар окончательно рассыпался, Игорьку стало грустно. Он хотел заплакать, но не получилось. Внутри всё сковало льдом.

Игорёк-снегирёк, Игорёк-снегирёк. Людей на площади становилось всё меньше. Мальчик уселся на заснеженную лавочку и принялся считать снующие туда-сюда машины. Мимо порскнула красногрудая птичка. Игорёк вспомнил о маме и папе, жареной утке и их маленькой ненаряженной ёлочке. Надо скорее бежать домой!

Он снова переплыл проспект, повернул налево и помчался по залитому оранжевым снегу обратно в парк. Ветер злился и отвешивал ему снежные пощечины. Хотелось кричать, но оставалось совсем немного. Вот уже знакомые тёмные деревья, осталось только преодолеть серую узкую ленту дороги и – дом!

Игорёк очнулся на знакомой вытоптанной дорожке и остановился. В просвете деревьев на него надвигалось чёрное существо.

Игорёк рванул в сугроб и спрятался за большой старой елью. Земля дышала холодом.

Лохматая собака прошла мимо.

Игорёк оперся головой о ствол и закрыл глаза. Надо домой! Но он очень устал. Да, конечно… Сейчас он пойдёт… только посидит и отдохнет… Да, да… Осталось совсем чуть-чуть…

Снежинки устали играть в догонялки и теперь медленно падали на землю. Стало красиво и тихо.

Игорёк поднялся и пошёл к дороге. Она казалась такой пустынной. Ни людей, ни машин. Одни лишь фонари, столбы, и дома, дома, дома – высокие и низкие, толстые и худые. Улица, словно в безумном хороводе, закружилась вокруг него.

И тут Игорёк заметил, что с противоположной стороны улицы к дороге кто-то подошёл. Дедушка! Не какого-нибудь другого мальчика похожий дедушка, а его, родной! Настоящий! И всего-то надо – перебежать дорогу, и они снова будут вместе.

Игорёк хотел сделать первый шаг, но почувствовал невыносимую тяжесть в ногах. Он сел на стылую землю и заплакал.

– Деда! – закричал Игорёк сквозь слёзы. – Почему ты ушёл?

Седой старик молчал и не двигался.

– Забери меня! – мальчик приподнялся и протянул к деду руки.

Дед серьёзно посмотрел на Игорька и замотал белой головой.

– Но почему? – громче прежнего закричал Игорёк.

– Не спеши, – тихо выдохнул дед и на последнем звуке растворился в порыве ветра.

Игорёк осмотрелся. На километры вокруг ничего, кроме пустой дороги. По серой ленте на него неслась чёрная лохматая собака.

– Мама… – лишь успел прошептать Игорёк и провалился куда-то вниз.

* * *

– Ну конечно, я вернулась! – громыхала круглая женщина в шали. – Я свою-то к сыну отвела… Думаю, вернусь… Всё же он был один! Мало ли… Иду, слышу стон из сугроба, ближе подхожу – а там помпон этот огромный! Я его сразу узнала… Хорошо, вы тоже сразу нашлись, а то Новый год в милиции… сами знаете… не хватало ещё…

– Мама! – Игорёк сглотнул и облизал потрескавшиеся губы.

– Тише, тише, малыш, мы рядом, – папа закончил растирать его холодной жидкостью с резким запахом и принялся одевать в чистое и тёплое. Мама помогала папе и всё время целовала Игорька в макушку.

– А оставайтесь с нами, Клавдия Петровна! – мама неожиданно кинулась к женщине и крепко сжала ее руки.

– Спасибо вам, Надя, но я к внучке пойду! – улыбнулась старушка. – В кои-то веки бывшая сноха отпустила ее к нам… Счастливого Нового года!

Мама с папой выключили верхний свет и вышли из детской проводить Клавдию Петровну.

В окно постучали. Игорёк дотянулся в темноте до лампы и нажал на кнопку – снегирёк! Клац-клац. Чивырк-чивырк. Зырк-зырк.

В прихожей скрипнуло, стукнуло, а потом и привычно дважды щёлкнуло.

Игорёк оглянулся. В полоске приоткрытой двери он увидел, как хрупкие мама и папа упали друг другу в объятия.

Забили куранты, где-то у соседей задзинькали бокалы, послышалось тройное «Ура!».

– С Новым годом, деда!

Игорёк снова лёг на подушку, устало улыбнулся и тут же провалился в сон. Снегирь же ещё немного посидел на карнизе, посмотрел на тающие золотые звёздочки салюта и – чивырк-чивырк – упорхнул!

Мы сидели в убогом кафе где-то за полярным кругом и ждали вареники.

– Две порции с палтусом, – наконец появилась крупная официантка и поставила дымящиеся тарелки на пластмассовый столик. В животе заурчало ещё сильнее. Я проткнул погнутыми алюминиевыми зубцами скользкое тесто и без промедления отправил смазанный маслом полумесяц в рот.

– Хочу убраться отсюда поскорее, – Лида брезгливо отодвинула тарелку.

– Му-гу, – промычал я в ответ, обжигаясь горячим рыбным бульоном.

Лида допила кофе из пластикового стаканчика и отвернулась к окну.

На столе завибрировал телефон. Входящий видеозвонок. Я отложил вилку и принял вызов. В Североморск ворвалось чудо нашей газеты – главный редактор Глеб.

– Денис, аэропорты закрыли из-за каранти…

Связь подвисла. На экране расплылся в дьявольской улыбке патлатый альбинос. Честно говоря, сколько я ни работал с Глебом, всё никак не мог привыкнуть к его внешности. Радужки глаз главреда были настолько светлыми, что почти сливались с голубоватыми белками. Из-за этого казалось, что у Глеба есть только зрачки. И каждый раз, когда я ловил на себе этот сфокусированный до предела взгляд, меня немного передёргивало.

Изображение снова заскакало.

– Я не смогу к вам присоединиться, – Глеб виновато нахмурил выбеленные альбинизмом густые брови. – Жену увезли в реанимацию с вирусом, а ей рожать скоро.

Пустой стаканчик захрустел в руке Лиды.

– Да, ясно, – я сочувственно кивнул экрану.

– Пока делайте материал из того, что уже отсняли, остальное нароем в Сети. И сидите в гостинице, ещё созвони…

Связь окончательно рухнула.

– Зачем он отправил меня в эту дыру? – Лида резко перевела взгляд на меня.

– Потому что ты уж точно не сольешься с местным пейзажем и тебя будет видно в кадре, – я неуклюже попытался разрядить обстановку, но Лида лишь хмыкнула и плотнее закуталась в мохеровый шарф.

Тусклый солнечный луч, пробивавшийся сквозь серую рабицу облаков и грязные окна столовой, подсвечивал и без того рыжие ресницы Лиды белым. Острые скулы сияли золотой россыпью веснушек. На лбу голубой речкой пульсировала тонкая венка.

Внутри меня опять всколыхнулось.

После обеда мы поехали в гостиницу. Временный приют, как и в первый день, встретил нас протяжным воем коридорных окон.