Сергей Сухой - Сто дней после трезвости

Разве видео передаст вкус том-яма на кокосовом молоке, вкус пива в том старом баре в центре Праги? Разве фотоаппарат или тем более камера смартфона сможет запечатлеть все это именно так, как это видел и чувствовал ты? Я считаю, что нет.

Природа дала мне самый уникальный фотоаппарат и самую лучшую камеру, мою память и мозг.

И всё-таки я нахуй не понимаю всю эту моду на фотокопии…

Вот смотри, друг, возьми десять рандомных девушек из твоего города, загляни в их инстаграм. И сто пудов ты найдёшь там десятки фотокопий. То есть фотографии в одних и тех же местах в вашем городе, в одних и тех же позах, даже иногда в одной и той же одежде и с одним и тем же макияжем.

Ебучий постмодерн, так они же, блядь, делают то же самое за границей, они и едут туда только для того, чтобы сделать фотокопии в одних и тех же местах… и на тех же морях… Бля, смотря на них, я понимаю – сука, в этом мире нет ни океанов, ни морей, как сказал Е. Алехин. Потому что всем похуй на океаны и моря. Они не нужны, нужны фото, фотокопии.

И тут, проснувшись среди ночи, после поездки на Биг Будду на Пхукете, я осознал это. Мне хотелось заплакать и выть на Луну от понимания этого. Что никому не нужно все это, они просто хотят красивые фото в инсту или во вконтактике. «Разве это все, разве это все, разве это все, разве это все?!!» – засела одна мысль в моей голове. Разве это все, к чему шла многовековая человеческая цивилизация? Прийти к тому, что всем нужны только фотокопии в инстаграме? Мне стало душно, я вышел на балкон, закурил сигарету. Сел в кресло. Своими полуночными движениями разбудил мою спутницу, она, голая, выглянула из комнаты на балкон, спросила меня сонным голосом:

– Ты что делаешь? Все нормально?

– Да, – ответил я, – просто я понял.

– Что понял? – спросила она, не понимая ничего.

– Что сейчас мой день рождения, и то, что им ничего не нужно, кроме фотокопий в инстаграме.

– Я сейчас ничего не поняла, но ты родишься только в семь вечера по-магаданскому. Поэтому ты ещё не родился. Пойдем спать… Мы же хотели встать рано утром, чтоб съездить на море. А потом поехать в океанариум.

– Да – сказал я. – Иди, я сейчас докурю и приду.

Но я сидел и думал о том, что ничего больше нет. Это финал. Апофеоз человеческой цивилизации. Больше ничего нет, кроме планеты Инстаграм… Я увидел большого богомола на стекле балкона. Я взял телефон, сфотографировал его. Посмотрев на эту картину, я зашёл в свой инстаграм и выложил 100 одинаковых постов с этим богомолом. Вот вам, вот вам, пиздючки с планеты Инстаграм, вот вам мой метамодерн…

Этот рассказ будет не обо мне. Он будет о моем друге. Философе современности, Марселе Прусте нашего времени.

Мой товарищ работает детским хирургом. Мы иногда встречаемся с ним, чтоб пропустить по стаканчику в баре, обсудить то, что сейчас происходит на планете в мире и в людях. В одной из наших посиделок, когда мы уже выпили приличное количество алкоголя, обсудили то, что сейчас творится, я решил задать моему другу вопрос.

Чем отличается молодой врач от врача с опытом и повидавшего что-то? Вообще, он не любит говорить о работе и случаях, которые у него были на работе. Но на этот раз он сделал глоток «Белого русского» и ответил: «Да парой пустяков, молодой врач еще не имеет предчувствия, когда он нужен пациенту, а когда он не нуждается в помощи врача.

Так было и со мной. Заметил я это тогда, когда уже имел свой небольшой опыт в практической медицине, а также опыт принятия самостоятельных решений… Произошло это в нашей ординаторской, мой стол располагался в самом дальнем углу рядом с двумя окнами по диагонали от входной двери.

Да, можно сказать, что это было самое козырное место в ординаторской, никто не стоял за спиной, хотя меня это не раздражало, зато я мог следить за всем, что происходило в ординаторской. Все было, как всегда, я задержался после рабочего дня, поскольку часть моих пациентов договорилась со мной о консультации.

Кроме меня, в ординаторской находился Максим, врач-хирург, который отработал год в нашем отделении, до этого после интернатуры он год стажировался за границей в Германии. Дверь в ординаторскую была открыта нараспашку, что, к слову, всегда меня бесило.

Поскольку родители, лежавшие в отделении с детьми, бесцеремонно и без стука вламывались в ординаторскую, даже во время обсуждений с главным врачом, что меня, несомненно, раздражало, поскольку складывалось впечатление, что любая мама могла ворваться в ординаторскую посреди утренней планерки с криком: «Ну что, суки, сидите, а Колька-то мой обосрался! Кто постель менять нам будет?» – несомненно, все это зависело от заведующего, который был хоть и неплохим хирургом, но как заведующий – довольно мягкотелым и податливым мужиком.

Так вот, я отошел от темы. В ординаторской был я и Максим, дверь, как всегда, нараспашку, и тут из процедурного кабинета, который находился по соседству, раздался истошный вопль ребенка. Я на тот момент знал, что там пациент с подозрением на аппендицит (который не подтвердился) и сейчас ему ставят периферический венозный катетер. Услышав этот вопль после суточного бессонного дежурства и полного рабочего дня, я встал со своего стула, чтобы закрыть дверь и спокойно приготовить выписки на следующий день.

Подойдя к двери и захлопнув ее, развернувшись, я увидел растерянное лицо Максима, который стоял за мной. Я посмотрел на него и вернулся на свое место. Когда я вернулся на свое рабочее место, Максим сказал: «А я думал, что кому-то надо помочь, пациенту плохо», – на что я ответил, что ребенку ставят «периферию» и единственное, что нам надо сделать, – не мешать медсестрам его ставить.

Вот что отличает молодого врача от врача с опытом, врач с опытом на инстинктивном уровне чувствует, когда пациенту нужна его помощь, а когда она не нужна. Этот инстинкт выработался и у меня. Один из случаев, когда мой инстинкт сработал, я помню как сейчас.

По дежурству в реанимации лежал ребёнок с множественными врожденными пороками, после нескольких сложных операций. Я сидел в ординаторской, писал истории поступивших, и тут меня что-то дернуло, и я решил пойти в реанимацию. Как только я зашёл в палату реанимации, я увидел, как дежурный реаниматолог стоит над кроватью и делает непрямой массаж сердца этому ребёнку, попутно говоря медсестре, чтоб она вызвала меня.