Гарри Боро - Свидание с Америкой, или По следам Черной Жемчужины

– Мне интересно, как сейчас развиваются отношения России и Китая? – закончил мысль китаец.

– Интенсивно, – коротко ответил я, с не очень теплыми чувствами припомнив китайские барахолки во Владивостоке. – Ну, в смысле, мы стали гораздо лучше понимать друг друга, – добавил я, заметив, что мой ответ китайца не очень удовлетворил.

Уж что-что, а тема Китая меня не интересовала абсолютно. Что он хотел услышать? Что мы очарованы нашими соседями после того, как познакомились с ними поближе, а китайское искусство выше всяких похвал? Да хрен там! У нас деревни голые стоят, а китайские гастарбайтеры снимают в округе по два урожая в год и продают их тем, кто сбежал из деревни в города. Про искусство ваше, кроме праздника дракона, у-шу, кунг-фу, Конфуция и чего там еще – Шаолиня с чаем – я вообще ничего не слышал. Китай для меня – это город Суйфуньхэ, где на километры тянутся оптовые прилавки, между которыми толкаются наши челноки. Челноки едва сводят концы с концами, а Суйфуньхэ растет как на дрожжах.

Жрачка у вас неплохая – что есть, то есть. Ну, а в остальном…Я лично думаю, что в скором времени надо будет сваливать из Приморья как минимум за Урал. Я чувствую спиной ваше дыхание, я вижу огромную биомассу, разбухающую над пограничной линией, я ее боюсь. Вам нужно думать о дополнительных мерах по ограничению рождаемости в стране. Неужели до сих пор никто не понял, что это нечеловеческая плодовитость? Вы – единственная реальная угроза перенаселения. Хочешь, поговорим об этом?

– Егор, а что бы ты хотел посмотреть в Вашингтоне? – опять Ярослав. Но на этот раз вовремя.

– А что у вас здесь есть, кроме Капитолия и Белого дома?

– Бог мой! – театрально воскликнул голубой стукач. – Ты не слышал о наших мемориалах отцам-основателям и смитсоновских музеях?

– Слышал, конечно, – соврал я (впрочем, словосочетание «фаундин фазерс», кажется, мне, действительно, где-то попадалось). – Но что делает иностранец, оказавшись в любой стране? Прежде всего бежит посмотреть на гнездо, где сидят местные боссы. У нас, например, все лезут на Красную Площадь. Про Третьяковскую галерею первым вспоминает всегда гид.

– Хочешь, я побуду твоим гидом?

Я начинаю верить, что у них и в самом деле самая совершенная система защиты прав и свобод граждан как минимум на бытовом уровне. Неужели он думает, что успеет увернуться от меня до приезда полиции, если сделает хотя бы одно движение в направлении моих гениталий? Кажется, думает. Судя по ожиданию в глазах. Ждет чего-то и китаец.

– Джордж уже в ресторане, – кладет, наконец, трубку Бэн.

Слава тебе, яйца. Ну, пойдем, посмотрим, чем вы тут почуете лучших друзей.

***

Полный глюк! На столе одна бутылка вина на пятерых, включая сына Бэна, и по две козьи какашки на тарелках. Обалденное пиршество. В России за такое угощение можно и в анфас получить. Я лично воспринимаю это как издевательство над голодным человеком, а они ничего – радуются жизни и усердно ковыряют какашки вилками.

– Это очень вкусно, – уверяют меня они. – Деликатес. А что любят кушать в России?

– Борщ, картошку с луком и селедочкой, гуляш, котлеты с гарниром, пирожки с капустой, грибами, яйцом… – я захлебываюсь слюной в надежде, что они поймут мои намеки, но, похоже, нарвался на непрошибаемый вариант светского ужина.

– О! – восклицают они. – Это вкусно?

– Очень.

Вино почти тут же разошлось по высоким бокалам, но по их постоянным чоканьям и малюсеньким глоточкам я понял, что продолжения банкета не будет. Возможно, они ожидали, что я со своей щедрой русской душой закажу водки или еще пару бутылок вина, но под козьи какашки я отказываюсь пить наотрез. Кто кого пригласил, я не понял? Несмотря на всю эту бутафорию, Бэн умудрился захмелеть, а захмелев, поминутно цеплялся ко мне с нудными вопросами. Джордж – друг Навбахор – мне не понравился сразу. Не потому, что он друг Навбахор (к ней у меня ничего нет), а потому, что выглядел рядом с ней как последний мудак. Седые виски, лысина – на вид лет 50, не меньше, а сидит в каком-то замызганном пиджачишке и тщательно пережевывает козьи какашки, делая вид, что ему это нравится.

Я лично уверен, что ему это не нравится. Им всем это не нравится. Но кому-то нужно достать кредитную карточку и устроить расколбас. Только вот кому? У одного взрослый сын, которого надо вот-вот спровадить куда-нибудь на учебу, и жена дома, пересчитывающая каждый цент, чтобы отчитаться в конце года по минимуму перед налоговой службой. У другого замызганный пиджачок и молодая любовница, требующая подарков на Рождество и день рождения. И дело тут не в возрасте. Просто в 50 лет мудаком быть уже поздно. Мне еще можно, а ему уже поздно. А если ты мудак, то трахай по интернету пожилых вдовушек, а не суйся к молодым эмигранткам из Узбекистана.

Мне кажется, Навбахор думала о том же самом, потому что села между мной и Джорджем – ближе ко мне – типа ради перевода, но я услышал бы ее и за соседним столиком – в этом ресторане было совсем не шумно. Если я правильно понял, здесь по вечерам жуют свои какашки старые мудаки. Слупи я бы сюда не пригласил. Откровенно говоря, я подозревал, что и Джордж думал в одном направлении со мной. Он большей частью молчал, время от времени покашливал и иногда закатывался в громком смехе, когда я или Бэн пытались объясниться друг с другом. Вопросов Джордж не задавал. С таким скудным столом приглашающая сторона не имеет права на вопросы. Один Бэн этого не понимал.

– Ваш президент Путин, – щурился он на меня из-за своих очков, – он какой-то страшный. Никогда не улыбается, только уголком рта. Все время хочет воевать на своей территории, и никто не знает, что от него ожидать. Ельцин был веселый, он пил водку и говорил то, что думает. Ельцина мы любили. Путина мы опасаемся. Вам с ним хорошо? Он как робот. Скажи, Ягр, у него есть слабости?

На мой взгляд, Путин – сам по себе слабость. В противном случае он не стал бы перекраивать под себя Конституцию и городить забор из каких-то вертикалей власти, больше напоминающих прутья тюремной решетки. Но американец – это не тот человек, с которым я могу откровенно обсуждать своего президента. С русским мог бы. Особенно с тем, кто предложил бы мне побаловаться напильничком среди путинских решеток. Американец не поймет. Он своего президента, даже такого клоуна, как младший Буш, выбирает. У нас наоборот – президент выбирает народ. Какой мне смысл жаловаться на судьбу, если я и есть этот народ? Если я позволяю так поступать со мной? Слабости, говоришь…

– Думаю, – собрался я с мыслями, – если у Путина есть две дочери и любимый лабрадор, значит, у него есть и слабости.

– Уот?

Навбахор перевела, Джордж расхохотался, показывая мне большой палец. Бэн понял, что я не склонен к разговору о политике.