Наталья Литтера - Сколько цветов у неба?

Аня вспомнила мидии с белым вином в прибрежном ресторанчике и разговор о гениальности идей. Никакого БЖУ.

Про то, как она провела майские праздники, Аня в подробностях не рассказывала. Обмолвилась только, что на пару дней слетала в Крым – легкий золотистый загар не скроешь, тем более что в Москве погода продолжала стоять прохладная, с дождями и хмурым небом. Но про Вольского молчала. Потому что он заказчик. И лететь вместе с заказчиком на выходные вроде как неэтично. А про то, что это была практически рабочая поездка, говорить не стоило тем более… Кто в такое поверит?

Аня снова посмотрела на экран монитора.

– Беда прямо с обложкой. «Тайная любовница монарха». Кто это вообще читать будет?

– Будут, – заверила Лена.

– Слушай, а в твоем БЖУ принципы раздельного питания учитываются? Например, что с мясом картошку есть нельзя?

– Нет, ты только посмотри, посмотри, как здорово написано! – Серж стоял посреди мастерской Артема и читал текст с телефона. – Стремление художника к размышлениям очевидно, детали его картин всегда складываются в единое целое. Это не разрозненная мозаика, которую можно похвалить разве что за оригинальность. Это всегда целостная, заключенная на четырехугольнике холста мысль. Каково, а? И это не кто-нибудь, а Пересвистов. Понимаешь?

– Понимаю.

Артем поставил чистый холст на мольберт. Он собирался приступить к работе. Даже не так, он жаждал в нее окунуться – впервые за долгий период времени. Но позвонил Серж и сказал, что надо срочно встретиться.

Серж влетел с мастерскую стремительно, ослепил Артема канареечным джемпером и изумрудным шейным платком. На ногах гостя красовались вишневые мокасины. Серж чувствовал себя неотразимым, и, надо признать, было от чего.

– Наконец-то, – похлопал он по плечу своего подопечного. – Я уже заждался, тут такие новости. Ангелина торопит с натюрмортами, говорит, есть покупатель, которому она обещала продать. А ты укатил. Так что у тебя?

Артем выразительно показал взглядом на угол. Там, прислоненный к стене, стоял сохнущий натюрморт. В количестве одна штука.

– Мда… – протянул Серж, – негусто. Похвастаться нечем. И что мне ответить Ангелине? Деньги, Артем, клиент готов заплатить приличную сумму.

– Скажи, мне нужно время немного доработать картину. Скажи, появились новые мысли.

– Ладно.

Никаких мыслей у Артема по поводу этого натюрморта не возникло, но сдавать картину в таком виде нельзя. В ней нет индивидуальности. Придется срочно что-то придумывать. Ангелину подводить не стоит.

– Скажи вот что. К концу недели я его закончу. Картина постоит у меня дней десять, она должна хоть как-то просохнуть, потом я ее привезу в галерею. Но это последний натюрморт. Я делаю паузу.

– Да ты что? – к такому повороту Серж оказался не готов. – Ты хорошо подумал?

– Да, очень. Я буду писать новую картину к итальянской выставке. И есть еще пара идей. Пока не закончу намеченное, никаких натюрмортов.

Серж присвистнул, потом долго и внимательно смотрел на Артема. Артем неспешно раскладывал тюбики с красками на столике около мольберта.

– Новая картина? – наконец переспросил Серж.

– Да, новая картина.

– Успеешь?

– Успею.

– Ну, ладно, – Серж вздохнул. – Такие деньги уплывают…

– Не прибедняйся, – Артем рассматривал палитру. – Ты на мне и так неплохо зарабатываешь.

– Я на тебя пашу! Я добился встречи с Пересвистовым, показал ему несколько твоих работ, которые отобраны для итальянской выставки, попросил высказать свое мнение, угостил коньяком – и вот результат!

– Да ты герой.

Если в словах Артема и была ирония, то лишь отчасти. Пересвистов славился своей неподкупностью и гордился ею. Никто не желал попасть под острое беспощадное перо этого критика. Похвалы удостаивались лишь некоторые счастливчики. А то, что после встречи Пересвистов все же согласился написать статью, – просто чудо.

– Во что тебе это обошлось? – Артем повернулся к своему менеджеру.

– Я сказал, что он будет в твоем каталоге со вступительным словом на двух языках. А каталог уедет на международную выставку. Сыграл на тщеславии, – Серж картинно развел руками. – Все мы не без слабостей.

– Ну, тогда тебя тоже надо угостить коньяком. У меня есть отличный крымский.

– Не откажусь.

Пока Артем открывал бутылку подаренного Глебом «Коктебеля» и разливал его по бокалам, Лисицкий поинтересовался:

– Кстати, как обстоят дела с каталогом? Не стоит ли ускорить процесс моим вмешательством?

– Не стоит. Ты лучше мне текст вступительной статьи пришли.

Потом они пили коньяк, и Серж рассматривал привезенные из Ялты пастельные этюды.

– Из этого может получиться стоящее, – наконец заключил он.

Несмотря на то что больше всего в жизни Лисицкий любил деньги и успех, в живописи он разбирался великолепно. Иначе бы не стал настолько денежным и успешным. А потом кто-то позвонил, и Серж уехал.

Артем наконец остался один. Отставил в сторону пустой стакан, включил тихую музыку и приступил к работе.

Прикрепил этюд, на котором Анна Мальцева стояла на балконе, смешал белила с кобальтом, провел одну линию, намечая пропорции, затем вторую…

Они расстались в аэропорту, и она не позволила подвезти себя до дома.

– Здесь взять такси не проблема, – сказала на прощанье. – Спасибо за отпуск.

Домой Артем добрался уже за полночь. Почему-то сначала решил завернуть в мастерскую. Долго смотрел свои последние работы, безликий натюрморт и вовсе отставил в угол. Раскладывал привезенные из поездки этюды, думал.

На следующий день были запланированные встречи в Доме художника и Союзе художников. Жизнь забурлила. А вчера вечером перед сном он вдруг вспомнил о рыжеволосой лисе Анне. Как она там? Работает над его каталогом? Хотя работу застопорил он. Так и не нашел времени подумать над порядком расположения репродукций. Но найдет, обязательно.

Утром же захотелось работать, срочно, до зуда в руках.

Подмалевок получился быстро, пропорции Артем обозначил точно. Теперь надо не промахнуться с оттенками. Он выдавливал на палитру краски. В середине белый. С одного края от него холодные цвета, с другого – теплые. Центр – для смешивания и получения новых оттенков. Работа поглотила полностью. Артем уже не слышал музыку, она отдельными далекими переливами создавала общий фон, сохраняя атмосферу замкнутого мира мастерской. На пастельном этюде был свет – яркий, солнечный. Его нельзя потерять при переносе на холст.

Снова вернулось это упоение работой. Закончил Артем лишь тогда, когда внезапно почувствовал острый приступ голода. Отошел от мольберта назад, оценивающе посмотрел на холст с расстояния. Начало неплохое, но есть неточности. Их устранением он займется завтра. А на сегодня достаточно.