Александр Киселев - Оранжевый город. Рассказы

Башня на углу Бассейной с Московским проспектом впервые не заставила Машу поднять взгляд; прежде она всегда восхищалась величественной высотой этого строения, а сейчас прошла мимо, всё так же уставившись в асфальт. Выражение её прекрасного лица сейчас не отличалось от сотен тысяч других петербургских лиц, вечно чем-то недовольных и уставших от жизни. Она не выделялась на общем фоне.

Когда-то раньше всё было иначе. За последние месяцы Маша улыбалась гораздо чаще, чем не улыбалась; и этим как раз контрастировала с серой людской массой, спешащей по делам в этом спальном районе.

Пройдя ещё немного вдоль проржавевшего и покосившегося забора Московского Парка Победы, она укрылась во дворе, соединяющем парк с улицей Фрунзе, от которой берёт начало та самая улица Ленсовета, на которой прошло детство и юность Маши Геращенко.

В угловом доме с Фрунзе по сей день жили её родители.

Навещать их сегодня было бы глупо и нерасчётливо. Они не знали о её личной жизни. О проституции, конечно, знали и делали вид, что не против; хотя, разумеется, им, петербургским интеллигентам, самая мысль о том, что их дочь торгует собственным телом, претила.

Как ни показалась мысль пойти поискать утешение у мамы, Маша прошла мимо родительского дома. «Сама виновата, сама и буду пожинать плоды», – решила она и продолжила свой путь. Вокруг зеленели деревья, но Маша по-прежнему не поднимала глаз от земли. Она уже почти восстановила способность соображать, и теперь пыталась придумать план дальнейших действий. Решение завязать с проституцией, порвать с прошлым было уже принято. Оставалось только понять, что же дальше.

Не обращающую внимания на окружающий мир девушку едва не сбила выезжающая из двора ровесница на Nissan Juke – в последний момент неопытная водительница заметила пешехода на своём пути, и всё обошлось. Тем не менее, в адрес Маши донеслись ругательства; хотя они были абсолютно не обоснованы, так как идти по тротуару пешеход имеет полное право, по крайней мере – пока пешеход жив. Не став реагировать и связываться с недовольной, Маша пошла дальше.

Улицу Гастелло она перешла уже на зелёный свет, предварительно посмотрев на светофор. Для этого взгляд пришлось оторвать от земли на короткое время. Вновь оказавшись в пешеходной зоне, Маша вновь опустила глаза. Ей было стыдно перед всем миром. Она не могла смотреть миру в глаза.

За угловым домом открывалась перспектива на церковь Рождества святого Иоанна Предтечи, в народе именуемую Чесменской. Мимо неё Маша ходила сотни раз, и никогда не обращала на неё внимания. Привычная картина. Не будучи особенно верующей, она достаточно прохладно относилась к религии в целом. Да, в детстве она носила крестик, как велели родители, но уже лет в четырнадцать она окончательно и бесповоротно сняла его.

И вдруг в памяти возникли несколько неясных образов, связанных с этой вычурной церковью. Чуть больше двадцати лет назад, когда церковь только начинала восстанавливаться после советских лет, маленькую Машу привели сюда и крестили. Она не могла этого помнить, а неясные картинки, скорее всего, относятся к наведённым воспоминаниям, но в то время окрестные жители действительно старались крестить детей в единственной в округе церкви. После развала Союза все вдруг в одночасье стали верующими…

Что уж говорить, образ верующей проститутки для Петербурга совсем не чужой! Хотя, разумеется, проходя Достоевского в школе, Маша вместе с другими учениками смеялась над этим сочетанием и видела в образе Сони Мармеладовой что-то нереальное. А уж про далёкую от нас нынешних Марию Магдалину, которая помимо обстоятельств делила с нашей героиней ещё и имя, Маша скорее всего вообще не помнила. По счастью, в её школьные годы предмета «Основы православной культуры» ещё не изобрели.

Не задумываясь ни о чём, девушка вошла в церковь. На ней было платье, достаточно короткое для недовольства местных бабушек, к тому же не закрывающее плечи, и не было головного убора. Тем не менее, Маша вошла внутрь.

– Девушка, платочек оденьте, пожалуйста, – вежливо указала ей пожилая женщина, сидящая у двери. Платки у входа просто лежали, ожидая посетителей. Здесь никто не считал, что о своём внешнем виде должны заботиться сами посетительницы.

Повязав на голову платок, Маша вызвала непроизвольную улыбку у той же самой женщины. Та поднялась со своего стульчика и подошла к девушке, чтобы показать, как следует его завязывать.

– Спасибо, – Маша покраснела, как школьница.

– Проходи, дорогая, не бойся…

А чего, собственно, бояться? Что Бог увидит её с неба и прихлопнет прямо тут, в церкви? Или чего ещё?

Собственного стыда, поняла Маша. Именно его она на самом деле и боялась. И старушка это ясно видела.

Наверняка, она была далеко не первая такая заблудшая душа, которая пришла сюда в поисках гармонии. Ведь религия – это не только опиум для народа, это ещё и вера; вера людей в высшую справедливость, которой, конечно, нет, но это не значит, что верить в неё плохо. Совсем даже наоборот. Многие великие открытия совершались людьми, которые не знали, что совершить их невозможно…

Выходя из церкви, Маша бережно повесила платок на место и горячо поблагодарила старушку при входе.

– Я ведь совсем неподобающе одета, правда? – спросила она.

Пожилая женщина развела руками:

– А судьи кто? В церковь приходят общаться с Богом. Богу всё равно, в чём ты пришла; ему важно, что у тебя внутри.

Маша почувствовала, как к горлу подступают слёзы:

– Я раньше не ходила в церковь, хотя меня в детстве крестили. Мне так стыдно!

– Нечего стыдиться! – воскликнула женщина. – Ты пришла, и это гораздо важнее.

– Я пришла, потому что шла мимо и мне очень стыдно перед всем миром.

– Может быть, тебе нужно поговорить со священником?

Маша неопределённо передёрнула плечами:

– Если бы я знала, я бы жила иначе. Наверное.

– Подожди здесь, – женщина поднялась со своего стульчика и направилась в служебные помещения церкви. Вскоре она вернулась вместе со священником, который ничем не отличался от сотен тысяч других православных священников – чёрная ряса, борода, длинные волосы. – Это отец Алексий, – представила его женщина.

– Я Маша.

Священнослужитель сделал приглашающий жест, и вскоре они с девушкой оказались в маленьком кабинете. На покрашенных в нежно-розовый цвет стенах висели календари церковных праздников и фотографии проводящихся в церкви мероприятий. Из мебели в комнате стоял стол и два стула. На столе лежали небольшие стопки бумаг, которыми занимался протоиерей перед тем, как его оторвали от работы.

– Что привело тебя сюда? – спросил отец Алексий.

Маша не знала с чего начать. Импровизированная исповедь уже совсем не казалась ей хорошей идеей.